— Конечно, милый! — с восторгом воскликнула Глория. — Я знала: ты меня поймешь. Ведь я посвятила тебе всю свою жизнь!

В этой последней, по-театральному цветистой фразе Брендон уловил и едва заметную тоскливую нотку. И ему — может быть, впервые за все годы их супружества — подумалось: как же мало он любил, ценил свою умницу-жену!

— Нет, Глория! Нет! Никогда! Что же я буду делать без тебя?!

Глория медленно подошла к Брендону, положила руки ему на плечи.

— Жить, милый. Просто жить. Твоя вера поможет тебе.

— Ох, Глоу, не такой уж я истовый католик, чтобы надеяться на веру!

— И мальчики, — спокойно продолжала она. — Обещай мне, что вырастишь их достойными людьми.

Брендон отчаянно замотал головой в ответ, то ли подтверждая, то ли опровергая ее слова.

— Знаешь, — проговорил он после паузы, — мне подумалось… ведь мы прожили с тобой почти сорок лет… А сколько из них мы реально были вместе, наслаждались этим счастьем — просто быть вдвоем?

— Может быть, ты в своих трудах не так часто вспоминал обо мне, но я в своих мыслях всегда была рядом с тобой, — ответила Глория.

Брендон с любовью глядел на жену, не переставая удивляться, насколько же она мудрее, рассудительнее, чем он сам. И если не всегда и не во всем он следовал ее советам, так то было лишь глупостью с его стороны.

Он притянул Глорию к себе и обнял, зарывшись лицом в ее волосы.

«…Нет — это бегство! — размышлял Брендон, оставшись наедине с самим собой. — Но для нее — хрупкой, нежной — подобная боль будет запредельной. Она не заслужила такого испытания… А разве заслужил кто-то другой?..»

Сейчас Брендон припомнил, как много лет назад говорил об этом со своим другом Стивеном, когда тот, зажатый суровыми обстоятельствами, безуспешно пытался уйти из жизни.

— Почему я еще жив? — Не знаю. Так угодно Богу. — Но не угодно мне! — Так нельзя, понимаешь? Раз тебя возвращают к жизни — значит, надо жить. А твои упорные попытки покончить с собой… это бегство. Ты не пытаешься решить свои проблемы — ты бежишь от них. Все мы испытываем боль… каждый свою… и каждый по-своему… Надо вынести и превозмочь эту боль, возвыситься над ней. Нет иного пути, Стив.

— Почему я еще жив?

— Не знаю. Так угодно Богу.

— Но не угодно мне!

— Так нельзя, понимаешь? Раз тебя возвращают к жизни — значит, надо жить. А твои упорные попытки покончить с собой… это бегство. Ты не пытаешься решить свои проблемы — ты бежишь от них. Все мы испытываем боль… каждый свою… и каждый по-своему… Надо вынести и превозмочь эту боль, возвыситься над ней. Нет иного пути, Стив.