Сидят они так втроем, вспоминают те счастливые и далекие времена, когда агрономов в деревнях еще не было. И какое тогда ихнему брату – сороке, кроту да зайцу – раздолье было: червей в поле – прямо кишмя-кишело, и в огородах червей было масса, и морковку воровать вроде куда привольнее было.

А сорока вздыхает и говорит:

– Я прямо-таки поражаюсь на медведя. Двое медвежат, жена на-сносях, а он хоть бы чуть-чуть струхнул. А между тем такого крупного телосложения! Ведь его же первого Змей заметит к глотанет! Будь я, например, Змеем, я бы обязательно в первую очередь его заглотала. Перво-наперво, жирен; второе, одного мяса пудов двадцать – не менее; третье, шкура богатейшая.

Крот говорит:

– Ко всему прочему я еще ужас какой нервный, У меня на нервной почве хроническая боязнь опасностей. Имею справку врача с печатью. Я даже капли такие принимаю: пятнадцать капель до еды, восемнадцать – после еды. И. представьте себе, все равно волнуюсь.

Тут как раз прилетел воробей. Невидный такой. Сорока даже его за птицу не считала. Так себе – щелкопер. А воробей, между тем, удалой, веселый. Он до того, как Змей явился, ансамблем птичьей песни к пляски дирижировал.

– Вот какое дело, граждане, – чирикает воробей шепотом, – медведь велел сказать, чтобы все на Змея пошли.

Сорока говорит:

– Он с ума сошел. У Змея пять голов и еще на хвосте три запасных. Я лучше пойду прилягу, у меня от волнения голова разболелась я клюв набок сводит.

Крот экстренно юркнул за нею следом в нору: как бы она его личинки от волнения не скушала.

А заяц сказал:

– Можете считать меня трусом. Я не возражаю.

И задал драпака.

Воробей похлопал крылышками, плюнул и полетел дальше скликать народ.

Поднялся в лесу такой шум и топот, что сороке в норе со страху дурно стало, заяц чуть не сомлел, а у крота так живот свело, что он на короткое время даже про личинки позабыл.

А это на подмогу медведю летели орлы, ястребки, соловьи, стрижи, дятлы, снегири, мчались бобры-саперы, лисицы-разведчики. Все население старого бора спешило со всех ног на подмогу медведю.

Потом вдали треск поднялся, грохот, свист, змеиное шипение. Поднялся и стал откатываться все дальше и дальше.

И вдруг они видят снова: летит воробей-связной. Лапка замотана тряпочкой, но веселый.

– Как дела? – спрашивает у него крот.

– Все в порядке! – отвечает удалой воробей. – Две головы уже у Змея отрубили, а к одной ястребок как подлетит, так оба глаза я выклюнул.