Из конуры, из резиденции петуха, высунулся щенок и визгливо тявкнул. Егорыч, значит, обзавелся собакой.

Крыльцо тоже было из новых досок. Что-то произошло.

Но еще большее ожидало меня в «нашей» комнате. Я так и застыл на месте. Я стоял в будуаре графини. Стены были выкрашены в голубой цвет с золотыми разводами, на окнах висели тюлевые занавески, пол блестел как зеркало. На одеяле, отороченном кружевами, в ботинках лежал Иван-да-Марья и читал пожелтевшую газету.

– Какими судьбами, елка-палка!

Через пятнадцать минут мы вчетвером сидели за бутылкой «Кубанской любительской». Вацлав рассказывал свою печальную историю.

– Купили они мне костюм. И шляпу фетровую купили. Ах, Гена, какая это была шляпа: мягкая, горячая! Ласковая, как кошка! Бывало, надену и иду, а она так и ластится, так и ластится и словно мурлычет. И еще купили они мне нейлоновую рубашку. Ты, Гена, никогда не носил нейлоновых рубашек? А я вот носил целых четыре дня. И еще они купили мне шарф шерстяной. Страстный, как южанка, и толстый, как портфель. И еще, Гена, купили они мне шкары на манер ковбойских и корты на толстой каучуковой подошве. Английские корты. Идешь, а они «учь-учь-учу-учу» лопочут, значит, по– своему, по-английски. И еще, братцы, сморкался я в японские батистовые платочки. Да… Разве все перечтешь, что они купили!

Кобзиков подпер голову ладонью и задумался.

Мы молчали. В комнате слышались только чавкающие звуки.

– Ближе к делу, – сказал я.

– Звали они меня на «вы», Вацлавом Тимофеевичем, – ветврач поднял голову. В глазах его стоя ли слезы. – Поили рябиной на коньяке. Ел я, Гена, гусей каждый день, курил ростовский «Казбек», а вечером прошвыривался по проспекту на «Москвиче». И вся эта жизнь-малина была с понедельника по четверг включительно. А в пятницу, Гена, отняли у меня и шляпу и нейлоновую рубашку. И стал я опять гол как сокол и свободен как ветер.

От нехорошего предчувствия у меня замерло на мгновение сердце.

– Значит, ты не женился? – спросил я упавшим голосом.

– Нет.

– И не работаешь в совнархозе?

– Нет.

– Но почему, почему? Что ты натворил? – за кричал я.

– Так сложились обстоятельства, Гена. Ты не кричи, пожалуйста, на меня, я и так расстроен.

– Плевать на твое расстройство!

– Ну… тогда слушай…