Я долго раздумывал о судьбе этой коровы, но скоро и корова позабылась, развеялась ветром океанов.

Наконец, запасы питьевой воды у нас истощились, и капитану пришлось согласиться на открывание какого-нибудь острова.

И остров не замедлил появиться на горизонте.

— Не знаю, есть ли на нем вода, — говорил Суер, — но, возможно, найдется хоть что-нибудь питьевое.

— А пресное не обязательно, — поддерживали мы нашего капитана.

На берег мы взяли с собою бочки и баклаги, баки, цистерны, ведра, лейки, пустые бутылки и нескольких матросов, которые должны были все это перетаскивать на борт.

Не помню точно, кто там был из матросов. Ну, Петров-Лодкин, Веслоухов, возможно, и матрос Зализняк. А вот кочегара с нами не было. Впрочем, был. Конечно, был с нами и наш кочегар. Ковпак.

Новооткрываемый остров весь был перерезан рвами, в которых и подозревалась вода.

Рвы эти и земляные валы что-то ненавязчиво напоминали, а что именно, мы не могли понять.

Рядом с капитаном мы стояли на берегу, стараясь справиться со своей памятью, как вдруг послышался какой-то треск, и из ближайшего рва показался человек.

Он был ромбической формы и стоял на одной ноге.

И нога эта была какая-то такая — общая нога. Вы меня понимаете?

— Человек, — сказал Суер и указал пальцем.

Выслушав капитана, ромбический человек на общей ноге повернулся боком и тут же исчез.

— Исчез, — сказал Суер, а человек снова появился, повернувшись к нам грудью.

Что за чертовщина! Ромбический туземец явно вертелся. То он поворачивался к нам боком — и тогда его не было видно, то грудью — и тогда он виден был.

— Батенька! — закричал Суер на языке солнечной системы. — Кончайте вертеться и подойдите поближе!

— Не могу, сударь, — послышался ответ на языке Млечного Пути. — Здесь как раз двадцать пять метров.

Высказав это, он опять завертелся.

Тут мы рассмотрели его поподробней.