— Эти синие метины на твоей груди — это следы от расстрела? Тебя расстреляли в том темном подвале, как Государя Императора?

— Преображался не только я. Преображался мир. С людьми совершались чудесные превращения. Помнишь, ты говорила о Виртуозе? Какой он коварный, лукавый, воплощение вероломства, искусительный и прекрасный дьявол. Так вот, этот Виртуоз теперь мой названый брат. Готов жизнь за меня отдать. Готов следовать со мной по избранному пути, набросить мне на плечи горностаевую мантию.

— Быть не может! Ведь его считают воплощением зла. Он «белое» нарекает черным, а «черное» превращает в золотое и пленительное. Как тебе удалось снискать его расположение?

— А ты знаешь, где я провел это утро? В Кремле, в кабинете Президента Лампадникова. Он сказал, что готов содействовать превращению России в монархию. Готов передать мне власть, как законному представителю династии. Сказал, что начинает переписывать Конституцию, а в день предстоящего праздника, кажется, в День Духовного Лидера Русского Мира, объявит народу о своем решении.

— Боже, я же верила! Я говорила! Я столько раз молилась и ставила за это свечу!

— Он сказал, что мне следует поехать в Петербург и там выбрать для царской резиденции дворец. Говорил почти твоими словами. Мы едем с тобой в Петербург и там обвенчаемся.

— А ты уверен, что тебе это нужно? Уверен, что тебе нужна такая жена, как я? Разве я похожа на императрицу? Тебе нужен династический брак. Жена из среды Романовых, или европейских династий, Гогенцоллерны или Габсбурги, или принцессы Гессенские. А я родом из простой дворянской фамилии Волховитиных. Тебе не ровня.

— Боже, что такое ты говоришь? Ты царица души моей. Ты мне послана небом. Ты явилась, как ангел, в своих дивных платьях, которые сотканы из неземных материй, словно крылья бабочки в сияющей пыльце. Лазурное, золотистое, алое, как облачение ангелов.

— Обыкновенные земные ткани. Французские платья от Сен-Лорана. Купила их в Кузнецком пассаже на свои гонорары.

— Люблю тебя, мой император!

Наклонился над ней, целуя ее теплые плечи, душные, льющиеся волосы, и сквозь волосы — ее глаза, ее губы, ее хрупкую переносицу. Закрыть веки и ждать, когда на ветке появится сойка с бирюзовыми крыльями, вытянет клюв, не решаясь взлететь, приседая на цепких лапках и вновь вытягиваясь, перед тем, как ринуться в глубину леса. Белое пышное облако медленно уплывает за круглую вершину, и смотреть, как его голубоватый край скрывается за волнистой кроной, и там, у вершины, попадая на солнце, вьется, слабо трепещет лесная бабочка. Росинка загорается фиолетовым, нежно-голубым и оранжевым, полыхнет упоительно-алым, и вновь темно-синим, дивно-зеленым и желтым, и стоять на крыльце, любуясь невидимой каплей, которая прилепилась к листу крапивы и играет с солнцем и с твоим восхищенным зрачком. Белый речной песок, сухой и горячий, пристающий к руке мерцающими песчинками, с разбросанными у воды створками раковин, чьи перламутровые донца гладкие и прохладные на ощупь. Рисованная нарядная буквица с фантастической птицей, увитая цветами и ягодами, и на твердой странице — косматая голова коня, витязь в седле, копье, опущенное к придорожному камню. Стекло, туманное от бесчисленных поцелуев и вздохов, и в сумраке за стеклом — изумрудный перстень, оправленный в серебро, и на дне прозрачного камня драгоценная зеленая искра, Белое, охваченное нимбом лицо царевны, хрупкая шея, окруженная кружевами рубашки, и оттуда, из-за ворота, стекает коричневая янтарная струйка, смоляная слеза, отразившая алую точку лампады. Поросший травою склон, и на длинных стеблях тянутся, стремятся к лучам, благоухают сладостными ароматами розовые и белые лилии. И такое счастье, такое жаркое ослепленье, переполняющая сердце любовь, что все начинает сверкать, сливается в стремительный блеск, в трепещущую молнию света, в бесконечное отраженье зеркал, из которого выпадаешь в пустыню, в сумрак, и только на потолке, у задернутой шторы водянистое скольженье теней.