– Может, кто-то из вас помнит какое-нибудь стихотворение? – неуверенно поинтересовался я. – Мы могли бы рассмотреть поэзию на его примере.

Гимназисты молчали. Я уже хотел «рассмотреть» поэзию на примере пушкинского «Лукоморья». Но тут опять поднялась рука пана Убытько.

– Я тут знаю один…

Пятнадцать минут, отведенные для поэзии, истекали, и я согласился с ученической инициативой. Митя вышел из-за компьютера, откашлялся и прочел следующие бессмертные строки:

Купыла мамо коныка,

а конык – бэз ногы

Яка цикава игрышка!

Ыгы! Ыгы! Ыгы!

Не успел я удивиться, как в класс влетел Игорь Хренов.

– Переходите к бизнес-письму, господин Еписеев, – сказал он строго и прошептал мне на ухо: – Давай закругляйся!

– Да мы же только начали, – прошептал я в ответ.

Но Хренов затряс головой.

Митя Убытько ждал похвалы. И она последовала.

– Молодец! – веско обронил я и завершил урок поэзии таким пассажем: – На примере этого стихотворения, господа, вы можете уяснить себе сразу и понятие рифмы, и понятие белого стиха. Великолепно созвучие существительного женского рода единственного числа родительного падежа «ногы» и междометия «ыгы».

Пять подростков непонимающе смотрели на меня.

– А белый стих здесь – «коныка» и «игрышка».

Учащиеся, как было заведено, захлопали. Я повернулся к Хренову.

– Игорь, мне надо с тобой поговорить. Тебя не поймаешь…