— Васька! — развёл ножами Борщик.

— А ты что? — Радист перевёл взгляд на Ваську: — Обидел Борщик?

— Нет, — заныл Васька. — Плавали-Знаем! — И вдруг снова закричал: — Караул!

Крик этот был слышен так далеко, что на острове Камбала вздрогнул даже повышенный в чине мужественный лейтенант Молодцов, но подумал: чего не бывает во время съёмок.

— А что Плавали-Знаем? — спросил Перчиков.

— Заставляет резать аппендицит.

— Кого?

— Меня! Себе вырезать аппендицит! — взвыл Васька.

— Для чего?

— Для кино и для славы!

Кто-то покрутил пальцем у лба: свихнулся. Моряков пошёл в рубку, ему некогда было выслушивать всякую чушь, но Солнышкин сказал Ваське:

— Пошли в каюту! Расскажи обо всём толково.

И скоро, уписывая принесённую пришедшим в себя Борщиком похлёбку с пирожком, Васька выкладывал всё, что произошло на «Светлячке» в последнее время.

— Шуточки! — сказал боцман. — Ничего себе шуточки!

— Видали, захотел славы! Чарли Чаплин! Мерилин Монро! Джина Лолобриджида! — сказал Солнышкин.

— Навуходоносор! Тиграт-Паласар! — возмутился Перчиков.

— Компот из камбалы! — крикнул Борщик, оскорблённый издёвкой над бедным Супчиком.

Теперь сразу стало попятно бормотанье Морячка про выдающуюся зимовку, замечательное кино и про межконтинентальный матч. И Морячок, сияя от того, что его, наконец, поняли, покатил в радиорубку.

— Для славы, — захлюпал Васька. — Нужен ему мой аппендицит! А у меня никогда, никогда… — И вдруг, схватившись за бок, застонал и замотал головой.

— Доктора, — крикнул Солнышкин.