Светлый фон

— Входите, пожалуйста, и пользуйтесь гостеприимством.

— Господи! — вскричал Иземгрим. — Оно говорит по-немецки.

— Вы у себя дома. Желаю хорошего отдыха, — закончило чудовище.

Прыгнуло в сторону деревьев и исчезло.

Дом поражал своим уютом. На столе в гостиной их ждал обед и лучшие вина Франции и Германии.

— Нет, нет и нет, уверяю, нам ничего не снится, — бормотал Иземгрим, накладывая на тарелку куски мяса в пряном соусе и в третий раз наполняя бокал желтым, как жидкое золото, хохеймером.

Спали они в королевских покоях, а утром их разбудил аппетитный запах кофе и жареного хлеба.

Иземгрим съел шесть кусков хлеба с сосисками, Питер Хольц проделал огромную брешь в мюнстерском сыре, а Берри наслаждался бутербродами с медом.

«Водяная обезьяна» так и не появилась.

— Пора вспомнить о путешествии, — сказал на восьмой день Питер Хольц, переварив тридцатую или сороковую порцию волшебной пищи. — Которую ночь я сплю урывками, чтобы увидеть, как накрывают стол, но ничего не узнал. Мне кажется, эта страна молочных рек и кисельных берегов может открыть нам и другие чудеса.

Они решили продолжить странное путешествие.

На границе лужайки Берри обернулся: таинственный и гостеприимный дом исчез.

 

— Случается, — заявил доктор Иземгрим, — что моряки и путешественники подхватывают под чужими небесами ужасные болезни, но еще никогда лихорадка Козерога не потчевала свои жертвы горячими сосисками, кроликом и копченым гусем и не поила лучшими винами.

— Гура! — послышался нежный голосок.

Над водой взлетели две перламутрово-белых руки, и редкой красоты женщина в мокрой короткой шелковистой тунике, облегавшей тело с пропорциями греческой статуи, ловко взобралась на суденышко и заняла место на передней скамье.

— Вы у меня в гостях, — сказала красавица на немецком языке и заливисто рассмеялась.

Позже Берри утверждал, что описать ее было под силу только поэту.

— Глядите! — воскликнула она, подняв руку.

— Мираж! — удивился Питер Хольц.