И тем не менее все эти лица были серьезными, все взгляды были обращены на пустой покамест помост.

Внезапно толпа затихла: на помост поднялся Ганс.

На красном фоне факелов чудовищным силуэтом вырисовалась его огромная фигура.

Обведя собравшихся бродяг и проституток долгим взглядом, голосом, который можно было слышать и за пределами Двора чудес, он произнес:

– Вольные горожане, египтяне, арготинцы, карманники, скуфейники, убогие, деловые ребята, сироты, забавники, погорельцы, коты, мазурики, христарадники! Наши жезлоносцы и клевреты вам, вероятно, уже сказали, что, оказавшись перед лицом готовых вторгнуться в королевство Арго войск Его Величества Людовика X я хочу сделать вам важное предложение. Предложение таково. Королевские солдаты пришли не по нашу душу. Их командиру, Ангеррану де Мариньи, нужно лишь одно: схватить Жана Буридана, укрывшегося среди нас. Если Жан Буридан будет Ангеррану де Мариньи выдан, атака не состоится, и мы сохраним все наши права и привилегии, среди прочих – и ту, по которой Двор чудес считается территорией, свободной от сержантов и лучников городских патрулей. Итак, я предлагаю вам привести сюда одного из дозорных и выдать ему Жана Буридана…

Мертвая тишина встретила это заявление.

– Пусть тот, кто согласен со мной, встанет! – добавил Ганс.

Мы уже сказали, что там собралось пять или шесть тысяч мужчин и женщин. Одни жили за счет продажной любви; другие – за счет грабежей и мошенничеств.

Когда Ганс закончил говорить, в этой толпе встали всего трое.

И в ту же секунду упали замертво.

По тем группам, к коим они принадлежали, пробежал короткий, мрачный ропот, затем от каждой из них отделились пять-шесть человек, уносящие труп. Первый из этих отрядов направился к улице Вольных Стрелков, второй – к улице Святого Спасителя. Третий – к улице Убогих. Дойдя до первых шеренг королевских войск, могильщики бросили трупы убитых арготинцев к ногам изумленных лучников. Затем эти спокойные и суровые носильщики вернулись на свои места, и на этом всё кончилось.

– Ну, Жан Буридан, – прокричал тогда Ганс раскатистым голосом, – что думаешь ты об этих людях, не имеющих ни кола, ни двора, не признающих ни веры, ни законов, этих висельниках и негодяях, которые, даже стоя у позорного столба, строят кислые мины толпам честных парижан, от коих те всегда приходят в восторг!

Была некая горечь в этих словах, которые прокатились по рядам собравшихся в тягостной тишине…

Буридан, Бигорн, Бурраск, Одрио и Готье д’Онэ стояли перед самым помостом.

– Отвечайте, монсеньор де Валуа, – промолвил Ланселот Бигорн.