– Вы в последний раз видите лицо свободного человека, который никогда и ни перед кем не унижался, и который умирает потому, что когда-то, раз и навсегда, поклялся умереть в тот день, когда ему придется преклонить голову перед себе подобным… Прощайте, сир, будьте счастливы!..

Он взмахнул руками и упал с глухим звуком. Он был мертв.

Король Франции медленно обнажил голову.

На следующий день Двор чудес обрел прежний облик, за исключением того угла улицы Вольных Стрелков, который был разрушен. Ночи и дня усиленных работ бродягам хватило для того, чтобы уничтожить все следы битвы.

* * *

Опять же, на следующий день состоялся большой совет, в котором, помимо Буридана, приняли участие Бурраск, Одрио, Готье и Ланселот.

Буридан уже обещал освободить Филиппа, и прежде даже, чем отправиться на поиски матери и невесты, он хотел сдержать обещание.

Но это дело представлялось сейчас весьма затруднительным. Действительно: пока друзья оставались во Дворе чудес, они были в безопасности. Но как только они вышли бы за пределы прибежища, суверенитет которого был торжественно подтвержден Людовиком X, то вновь становились бы приговоренными к смерти, чьи головы были оценены в немалые суммы.

Короче говоря, во Дворе чудес они могли считать себя такими же пленниками, как и в какой-нибудь крепости. Впрочем, вернемся к совету, который товарищи держали в доме капитана Буридана – тем более капитана, что Ганс был мертв! Во время этого разговора произошло событие, о котором мы еще поставим в известность нашего читателя.

Пока же скажем лишь, что Ланселот Бигорн виделся с герцогом Грошовым, который повторил ему то, что сказал о нем король Людовик.

Итак, Бигорн выслушал всю дискуссию, а затем сказал себе:

– Раз уж мэтр Буридан столь безумен, что не желает просто-напросто воспользоваться тем счастливым случаем, что ему представился, раз уж он отказывается покидать Париж, не вызволив прежде из тюрьмы другого безумца, которого зовут Филипп д’Онэ, другого способа уладить ситуацию, как немного обезуметь самому, я не вижу!