На второй день пребывания в стране я вошёл в Port-au-Prince. Окраина столицы сразу же напомнила мне путешествие в Африку: грязь, суета, масса ничем не занятых людей, попрошайки на каждом углу. Но если бы только попрошайки протягивали грязные руки и хватали за одежду. При виде белого человека каждый сотый (людей тысячи) обращался с просьбой. Нет, даже не с просьбой; в тоне голоса и в поведении чувствовалось, что люди искренне считают, что белый мистер просто обязан им помочь, а что ещё хуже, они считают, что именно белые люди – причина их нищеты.
Если бы я относился к людям, считающим представителей негроидной расы второсортными, то их поведение, наверное, пугало или раздражало. Но в глубине души я знал, что они правы, считая, что мир несправедлив по отношению к ним, и белые люди, как более умные, при желании могли бы восстановить справедливость. В Африке чёрным людям легче. На том континенте люди в соседних странах живут примерно на таком же уровне. Здесь же, живя на одном острове люди разделены границей, на одной стороне которой практически все чёрные и живут они раз в десять хуже. Как здесь не задаться мыслью: «Почему? За что? Наверное, Бог не любит нас, раз создал чёрными и позволяет чтобы мы страдали». Несмотря на это вечером все церкви: и большие, и убогие – были забиты до отказа. А раз так – значит, они нужны этим людям. Мне же посещение церкви сейчас навряд ли поможет. Впервые в жизни я чувствую безысходность. Да, я тоже виновен, что эти люди несчастны, но абсолютно ничего не могу изменить.
Во время своих путешествий я всегда стараюсь проникнуться атмосферой тех мест, где я бываю – это помогает мне лучше узнать страну. В этот раз, впервые в моей практике это умение ввело меня в некую депрессию. Я понял, что не смогу пробыть здесь запланированный месяц и вскоре покину страну, но это ещё больше расстроило меня – ведь местные люди не имеют такой возможности, их никто не выпустит.
Переночевав во дворе большой католической церкви, расположенной рядом с тюрьмой, я двинулся дальше, но не в центр столицы, как планировал, а на юг, в сторону города Cabaret. Проходя мимо тюрьмы, я услышал, что меня окликают сверху из зарешеченных окон. «Lablon, Lablon, help me!» Lablon – это белый – ко мне здесь все так обращаются. Help me – гораздо реже, чаще – Give me, а ещё чаще просто тянут за рукав футболки и протягивают руку. Чем же я могу помочь тебе, заключённый? My name is… продолжал кричать он. Я достал камеру со сдохшей батарейкой и направил на решётку, откуда торчала рука и сделал вид, что снимаю. Теперь у человека появилась надежда, что ему помогут. Как говорится, ложь во благо. Хотя какое благо я сделал: так – самоутешение. В принципе я ведь мог пойти в администрацию, назвать его имя, спросить, за что сидит, потом взять адреса родственников, выяснить, справедливо ли посадили и т. д. Но это, в принципе, то же самое, что дать одному из сотен, протягивающих руку, десятку баксов, на которые он десять дней сможет кормить свою семью или купить наркотики. Чтобы немного отвлечься, я решил найти Wi-Fi и поговорить с кем-нибудь по Скайпу. Я стал спрашивать, где можно найти интернет у людей по виду более солидных и тут столкнулся с тем, что и среди них многие не прочь как-то заработать на «белом». Пара человек предложила свои телефоны с интернетом и Скайпом на пару минут «всего» за $10. А двое (всё это в течение одного часа) предложили заплатить им, иначе они вызовут бригаду санитаров и меня заберут в сумасшедший дом. Оба эти человека мотивировали тем, что я хожу босиком по таким грязным улицам – мол, нормальный человек так делать не будет.