— Наверно, спят, а собаки зверуют.

Мишка нырнул в низкую дверь.

— Дядя Егор, здравствуй, — чуть слышно проговорил он. В ответ послышался стон, потом прошелестел шепот: — Пить… дай пить… С-с…

Петр неуклюже заполз вслед за Мишкой. Мишка налил в деревянную чашку чаю и поднес к губам больного. Тот жадно проглотил.

— Горит нутро… Чо погода-то?.. Даст идти, нет?..

— Сивер дует, не пустит, — ответил Мишка.

— А ты кто?

— Мишка.

— А-а… а Яков-то где?

— Ушел куды-то.

— И Петьки нету?

— Я здесь, дядя Егор.

— А-а… чую, Петруха, что здесь и отдам концы.

— Ничо, дядя Егор, ты двужильный, выздоровеешь.

— И не бай, паря, все нутро горит и чем-то набухает.

Яков не пошел прямо на юрту, а вышел сначала на берег моря, в километре южнее от нее.

Холодный ветер хлестнул по лицу, нахально проник за шиворот и за пазуху.

«Э-эй, черт, не угребемся… Что же будет с Егором-то? — тревожно подумал он. Взглянул на свои руки и одежду. — Надо умыть следы».

Продраил песком заскорузлые, испачканные кровью и жиром руки. Тщательно вымыл щетинистое темно-коричневое лицо, очистил от кровавых пятен штаны и шинель.

— Теперь никто и не подумает, што я с мясом возился, — проговорил вслух таежник и побрел на табор.