Ла Пивардьер ходил взад и вперед по берегу, смущенный приглушенным и беспрестанным стоном приговоренного…
– Иди! – сказал Паскаль.
Толстяк-нормандец поднял Ларидона одной рукой, камень другой и вынес на середину моста… Послышался легкий, сухой всплеск воды, образовалась впадина, и тотчас же все разгладилось…
– Остался еще один, последний! – произнес Паскаль. – Не проводите меня до его квартиры, Антенор?
– А как же, дорогой друг, сию минуту. Это недалеко отсюда, у церкви Сен-Симильян, – пешком доберемся минут за пятнадцать. Он остановился в трактире «Зеленая ветвь», вместе со своим неразлучным другом, шевалье де Мирабелем. Как мне сказали, завтра утром они собирались возвращаться в Париж.
– Что ж, пойдемте.
* * *
Посланный по тайному поручению в окрестности Ла-Рошели вскоре после событий, произошедших во Флери, Лафемас прибыл в Нант накануне того дня, в который предстояло умереть Анри де Шале.
Мы должны сознаться, впрочем, что если командир ловкачей и не слишком опечалился этим известием, однако же новость эта его и не обрадовала.
Во-первых, как мы знаем, Лафемасу доставляла удовольствие одна только виселица. Любая другая смертная казнь, при которой не использовалась веревка, интересовала его мало…
Во-вторых, уже отъезжая в Ла-Рошель, он узнал, что Паскаль Симеони все еще жив, вопреки всем стараниям Фирмена Лапрада и наемных убийц.
И каким бы он ни был храбрым, будучи совершенно уверенным в том, что рано или поздно Паскаль Симеони явится к нему потребовать отчета в некоторых не совсем чистых делах его, сообщник Татьяны Илич ощущал определенное беспокойство.
Поэтому, хотя он и присутствовал на казни, но надеялся остаться незамеченным в толпе и счел за лучшее сразу же вернуться на свою квартиру, не став даже искать в городе русскую… которая, однако, должна была приехать в Нант – могла ли она пропустить агонию своего любовника?
Там, в «Зеленой ветви», в обществе своего неразлучного Мирабеля – Антенор не ошибся, – пребывавший в довольно печальном настроении дух Лафемас сидел за ужином в отдельной комнате, когда вдруг в дверях возникли Паскаль Симеони, Ла Пивардьер и Жан Фише.
Как часом ранее презренный Ларидон испугался при виде Жана Фише, так равно и теперь Лафемас задрожал при виде охотника на негодяев.
Однако, быстро придя в себя, он твердым голосом произнес, приветствовав врагов:
– Чем обязан, дорогой сударь?
– Думаю, вы и сами знаете, – отвечал холодно Паскаль.
Говоря это, он подал знак своим спутникам. Ла Пивардьер взял стоявшую на столе свечу, Жан Фише – другую. Через несколько секунд стол и стулья были сдвинуты в угол, и две трети комнаты оказались свободными.