Надеюсь, этот маленький мерзавец утонул, море в ту ночь было бурным, зло подумал Апелла. Но вскоре его мысли вернулись к его собственной судьбе, которая волновала его гораздо сильнее.

Да, Гней Помпей почти пять лет назад разбил огромную пиратскую эскадру, что наводила ужас на все Средиземноморье.

Он прочесал, как частым гребнем, все заливы, бухты и побережья; уничтожил тысячи кораблей, базы и стоянки, крепости и прибрежные города этих морских разбойников.

Их бесчинства на морях привели к голодным волнениям в самом Риме – и тогда терпение Рима лопнуло. Но что толку?

Великий Помпей решил проявить милосердие: из двадцати тысяч захваченных в плен пиратов он казнил всего лишь триста главарей, а остальным даровал жизнь, поселив их на киликийских равнинах.

Нет, Апелла бы не поступил так глупо и опрометчиво. Да и что такое двадцать тысяч каких-то оборванцев для Рима? Жалкая горстка разбойников! Их всех следовало убить на арене Большого Цирка, как не раз уже было до этого. И никто бы не пискнул! Глупо, как глупо! Апелла покачал головой.

Глупо думать, что эти молодчики, которые годами грабили торговые суда, воевали с Римом на стороне Митридата, все дружно и разом превратятся в мирных землепашцев. Какой сквозняк был в голове у Великого Помпея, когда он решил их всех помиловать?! Да, они ему благодарны. Ему! Но и только-то!

На морях стало чище, но все равно онерария Апеллы – слишком лакомый кусок для этого отребья! А насколько было бы спокойнее!

В сотый раз он тоскливо вздохнул и поежился, плотнее закутываясь в гиматий. Апелла понимал, что нападение пиратов означает для него лично – римского вольноотпущенника самого Луция Сергия Катилины. И к оракулу не ходи: издевательства и пытки, а затем и мучительная смерть в морской пучине.

Из рассказов морских торговцев, что ему доводилось слышать на постоялых дворах Помпеи и в тавернах Остии, Апелла знал о дьявольской изобретательности пиратов, когда дело доходило до пыток.

Глумясь над пленниками, их накрепко связывали лицом к лицу с мертвецами, протягивали на канате под килем, на ходу корабля просовывали головой наружу сквозь кожаные манжеты нижнего ряда весел, заставляя «прогуляться» по фальшборту.

А как они расправлялись со знатными римлянами с захваченных кораблей?

Если пленник с гордостью произносил магическую формулу: «Я – римский гражданин!» – пираты с испуганным видом униженно вымаливали прощение и, дабы они сами или их коллеги вторично не стали жертвами пагубного заблуждения, облачали пленника в тогу и сандалии, а затем с тысячью извинений указывали ему направление к дому и наконец, вдоволь поиздевавшись над запуганной и ничего не понимающей жертвой, почтительнейше вышвыривали за борт, если он не желал воспользоваться спущенной посреди моря сходней.