Пепе Лобо кивает, покуда его помощник с обычным своим безразличием засовывает два пистолета за широкий кожаный пояс, стягивающий его черный бушлат, пристегивает саблю и отправляется к абордажной команде, которая с короткими кривыми саблями, ружьями и пистолетами собирается спускаться в шлюпку. Судно под таким флагом и с таким грузом в трюме всякий трибунал признает законным призом. Эта весть уже разнеслась по кораблю: экипаж «Кулебры», радостно взбудораженный богатыми трофеями, взятыми без единой капли крови, похлопывает Маранью и его людей по плечам.

Пепе Лобо раздвигает подзорную трубу, лежащую возле нактоуза, вжимает окуляр в глазницу, осматривает высокую узкую корму шхуны: команда складывает загромоздивший палубу марсель, убирает остальные паруса. Трое у бизань-мачты смотрят на «Кулебру» угрюмо и хмуро. Один — бородатый, в темном долгополом бушлате, в шляпе с узкими полями — по виду и ухваткам похож на капитана. За ним, на противоположном борту, молоденький матросик или юнга что-то швыряет в воду. Надо полагать, свод секретных сигналов, официальную корреспонденцию, французское каперское свидетельство или все это вместе. Лобо подзывает Брасеро, который по-прежнему стоит у пушек.

— Боцман!

— Есть!

— Передай — всей команде перейти на полубак. Предупреди — если выбросят в воду еще хоть дохлого таракана, дадим по ним залп!

Покуда боцман в рупор передает его слова, не исключая и дохлого таракана, капитан «Кулебры» смотрит, как спускают шлюпку. Призовая команда уже расселась по местам, разобрала весла, и Маранья оттолкнулся от борта. Пепе Лобо глядит теперь на невидимый марокканский берег — день ясный, горизонт чист, но расстояние слишком уж велико. Как только его люди займут шхуну, Пепе намеревается подойти к побережью поближе, упромыслить еще кого-нибудь — здешние воды хороши для охоты, — а уж потом сменить курс и отконвоировать добычу в Кадис.

— Мостик! Слева по носу парус!

Корсар задирает голову. Марсовый показывает на север.

— Что за судно?

— Двухмачтовое… Паруса большие, прямые, все подняты!..

Пепе Лобо беспокойно прохаживается под бизанью, покачивающейся вместе с гротом, частично взятым на гитовы. Потом по выбленкам влезает на планшир, раздвигает и поднимает трубу, стараясь уловить то мгновение, когда качка позволит плотно приставить окуляр к глазнице.

— Бриг! — оповещает впередсмотрящий у него над головой.

Это слово прозвучало всего лишь за мгновение до того, как Пепе Лобо и сам определил тип корабля, прямо-таки летящего к ним под свежим левантинцем. Действительно, бриг. Милях в пяти. Поставил кливера, марселя, брам-стеньги и бом-брам-стеньги, благо ветер бьет ему в левый борт. Флаг пока что различить нельзя, даже если он и есть, но это неважно. Лобо, зажмурившись, бормочет проклятие, снова открывает глаза и глядит в трубу. Да, кажется, это он и есть, гость непрошеный. Трудно поверить в такое невезение, хоть море и любит подобного рода штуки. То отвалит куш, то с носом оставит: и хорошо еще если так, а то ведь может случиться, что — и без него. Как бы с «Кулеброй» не вышло чего-то подобного.