Светлый фон

— Вы плохо меня знаете, — холодно возразила она. — По-моему, глупо, когда люди пытаются скрыть свой возраст и выглядеть моложе, чем они есть на самом деле. Отказываться от своих лет — это все равно что отказываться от себя самого.

— Мудрые слова.

— Всего лишь здравый смысл, маэстро. Обыкновенный здравый смысл.

— Это не совсем женская черта.

— Вы бы удивились, узнав, как много женских черт у меня отсутствует.

В дверь постучали, и на лице доньи Аделы мелькнула досада.

— Это, должно быть, Лусия. Я просила ее зайти за мной через час.

Дон Хайме извинился и пошел открывать. Действительно, это была служанка. Когда он вернулся в зал, Адела де Отеро уже скрылась в гардеробной. И опять дверь осталась приотворенной.

Маэстро повесил рапиры на стену и подобрал с пола маски. Когда Адела де Отеро вышла из раздевалки, на ней было прежнее муслиновое платье. Она расчесывала волосы, держа перламутровую заколку в зубах. Волосы у нее были ухоженные, черные, длинные, спадающие намного ниже плеч.

— Когда же вы покажете мне ваш знаменитый укол?

Волей-неволей дону Хайме пришлось признаться: эта женщина была достойна овладеть секретом укола за двести эскудо.

— Послезавтра в это же время, — сказал он. — В мои задачи входит обучение технике самого укола, а также и способам его отразить. Учитывая ваш опыт, думаю, через два или три занятия вы овладеете им в совершенстве.

Она была явно польщена.

— Мне будет очень приятно посещать ваши занятия, дон Хайме, — произнесла она просто, словно внезапно почувствовала к нему доверие. — Это наслаждение — сражаться с таким… восхитительным знатоком классики. Сразу видно, что вы принадлежите к старинной французской школе: прямая осанка, вытянутая нога, атака только в самом крайнем случае… Фехтовальщиков, подобных вам, осталось мало.

— К сожалению, сеньора. К величайшему сожалению.

— И еще я заметила, — добавила она, помолчав, — что вы очень необычный фехтовальщик.. У вас есть то, что знатоки называют… кажется, sentiment du fer[812]. Я правильно произнесла? Этим редким качеством владеют лишь особенно одаренные фехтовальщики.

Дон Хайме рассеянно кивнул, давая понять, что ему это безразлично; но в глубине души он был тронут проницательностью доньи Аделы.

— Это всего лишь результат большого труда, — ответил он. — Подобное свойство — нечто вроде шестого чувства; оно словно продлевает чувствительность пальцев, держащих рапиру, до самого острия… Это особый инстинкт, который предупреждает о намерениях противника и иногда всего за долю секунды позволяет предотвратить его укол.