— Да, сеньора, со мной действительно происходило что-то подобное, — проговорил он, покоряясь магической силе, исходящей от его собеседницы. — Но на самом деле все это было… несколько сложнее. Мое путешествие я бы скорее назвал бегством.

— Бегством? Вы не похожи на тех, кто устраивает свою судьбу подобным образом.

Дон Хайме улыбнулся, чувствуя нарастающую тревогу. В нем мягко и властно оживали воспоминания, и он вовсе не собирался впускать в них Аделу де Отеро.

— Я говорю образно, — добавил он осторожно. — Наверное, я несколько преувеличил. Хотя после всего, что со мной тогда произошло, это, возможно, и было самым настоящим бегством.

Она прикусила нижнюю губу, по-видимому, сгорая от любопытства.

— Расскажите мне об этом, маэстро.

— Быть может, я расскажу вам эту историю чуть позже. Как-нибудь потом… На самом деле это для меня не слишком приятное воспоминание. — Он умолк, словно внезапно что-то вспомнив. — И вы ошибаетесь, считая меня непохожим на тех, кто спасается бегством. Все мы однажды убегаем. И я не исключение.

Адела де Отеро задумалась; губы ее были приоткрыты, она разглядывала дона Хайме так внимательно, словно пыталась на глаз снять с него мерку. Затем она сложила руки на коленях и посмотрела на него с нескрываемой симпатией.

— Да, давайте вернемся к этому как-нибудь в другой раз. Я имею в виду вашу историю. — Она сделала паузу, наблюдая явное недоумение дона Хайме. — Не могу понять, как такой известный человек… Поймите, я не хочу вас обидеть… Конечно, я понимаю, что вы знали в жизни и лучшие времена…

Дон Хайме с достоинством выпрямился. Вероятно, как она только что заметила, у нее не было ни малейшего желания обидеть его. И тем не менее он был задет.

— Наше искусство интересует людей все меньше, — произнес он, почувствовав укол самолюбия. — Все реже честь защищают с помощью холодного оружия; пистолет проще в обращении и не требует такой строгой дисциплины, как шпага. Фехтование превратилось в праздное и легкомысленное занятие, — последнее он произнес с презрением. — Теперь его называют «спорт»… Словно речь идет о гимнастике!

Она раскрыла веер ручной работы. Его опахальная часть была усеяна множеством белых крапинок, изображающих цветущий миндаль.

— Вы, конечно, против такого подхода к фехтованию…

— Разумеется. Я преподаю искусство и отношусь к нему так, как когда-то учили меня самого: серьезно и с уважением. Я классик, сеньора.

Она взмахнула веером и рассеянно покачала головой. Быть может, перед ее взором возникли образы, которые только она могла видеть и понимать.