– Значит, ради этого вы пригласили меня? – Куарт уже овладел собой. – Чтобы выставить напоказ, как трофей?

Она посмотрела на него взглядом, каким смотрят очень мудрые и очень старые, уставшие от жизни люди:

– Может быть. Мы, женщины, очень сложные существа по сравнению с мужчинами, такими прямыми в своей лжи, такими инфантильными в своих противоречиях… Такими последовательными в своей подлости. – Метрдотель лично принес им кофе: с молоком для нее, черный для него. Макарена Брунер положила себе в чашку кусочек сахара и улыбнулась своим мыслям. – В чем вы можете быть абсолютно уверены – так это в том, что Пенчо завтра утром будет знать об этом. По Божьей милости, бывают счета, по которым приходится платить в рассрочку. – Она отпила глоток и, не облизнув губ, взглянула на Куарта. – Вероятно, мне не следовало говорить «по Божьей милости», да? Это звучит как богохульство. Не поминай имя Божие всуе, и так далее.

Куарт осторожно положил ложечку рядом с чашкой.

– Не беспокойтесь. Я тоже иногда поминаю имя Господа.

– Это любопытно. – Она немного наклонилась вперед, так что легкая шелковая блузка коснулась края стола. На секунду Куарт представил себе, что там внутри: тяжелое, смуглое, нежное. Да, ему потребуется не один холодный душ, чтобы забыть об этом. – Я знаю дона Приамо десять лет – с тех пор, как он появился в нашем приходе, но я совсем не представляю себе жизнь священника, так сказать, изнутри. Никогда даже не задумывалась об этом – вот только теперь, глядя на вас… – Она снова посмотрела на руки Куарта, потом подняла взгляд на стоячий воротничок. – Как вам удается соблюдать ваши три обета?

Если бывают неуместные вопросы, подумал он, то сейчас как раз подходящий момент для них. Устремив взор на бокал, он призвал на помощь все свое хладнокровие.

– Каждый справляется как может.

Он приподнял бокал, как будто для тоста, но не стал пить вино, а поставил его обратно на стол и занялся своим кофе. Макарена Брунер расхохоталась своим искренним, звонким смехом, таким заразительным, что Куарт тоже чуть не рассмеялся.

– А вы сами? – спросила она, все еще улыбаясь. – Послушание, целомудрие, бедность… Вы послушны?

– Обычно да. – Он поставил чашечку на блюдце, вытер губы и, аккуратно сложив салфетку, положил ее на стол. – Правда, мне свойственна склонность к осмыслению, но я всегда подчиняюсь дисциплине. Есть вещи, в которых без дисциплины нельзя, и моя работа как раз такая.

– Вы намекаете на дона Приамо?

Куарт поднял бровь с рассчитанно-безразличным видом. Он, в общем-то, ни на кого не намекал, пояснил он, однако если уж она сама упомянула отца Ферро, то уместно заметить, что сей служитель Божий являет собой пример, отнюдь не достойный подражания. Слишком уж он, мягко выражаясь, самостоятелен. А по катехизису – подвержен смертному греху номер один.