– Что тебе известно об этом, Пенчо?

Куарт увидел, что рука Гавиры перестала теребить очки, уверенным движением приблизилась ко рту и, вынув из него сигарету, зажала между пальцами.

– Не говорите глупостей, дон Октавио. Что может быть известно мне?

Пиво, с уже осевшей пеной, грелось в его стакане. Подошел нищий попросить милостыню; Мачука жестом велел ему уйти.

– Мы говорим не о покойнике, – сказала Макарена, – А об исчезновении дона Приамо.

Гавира глубоко затянулся, и прошла целая вечность, прежде чем он выдохнул дым. Он продолжал смотреть на Куарта.

– Между тем и другим должна быть какая-то связь. Как мне кажется.

Макарена сжала руку в кулак, словно хотела ударить по столу. Или ударить мужа.

– Ты знаешь, что никакой связи нет.

– Ошибаешься. Я не знаю ничего.

Рот Гавиры искривился в жестокой усмешке.

– Ведь это ты у нас специалистка по церквам и по священникам. – Он указал на Куарта. – Ты и шагу не ступишь без своего духовного наставника.

– Будь ты проклят.

Октавио Мачука поднял тощую руку, чтобы охладить страсти. Куарт, молча наблюдая за всеми, заметил, что глаза старого банкира за прищуренными сморщенными веками не отрываются от лица Гавиры.

– Правду, Пенчо, – сказал Мачука. – Я хочу услышать правду.

Гавира еще раз затянулся и швырнул сигарету на тротуар, прямо под ноги продавцу лотерейных билетов, как раз намеревавшемуся предложить им свой товар. Потом посмотрел прямо в глаза шефу.

– Дон Октавио, клянусь вам, что мне ничего не известно об этом покойнике в церкви, за исключением того, что он был журналистом и, как говорят, порядочной сволочью. Неизвестно мне также и где находится этот чертов священник. – Он протянул руку, как будто собираясь снова поиграть очками, но, видимо, передумав, просто положил ее на стол. – Я знаю только то, что несколько минут назад мне рассказала по телефону моя секретарша: есть мертвое тело, подозревают отца Ферро, и полиция разыскивает его. – Он опять посмотрел на Макарену, потом на Куарта. – Это все.

– У тебя есть дела, связанные с этой церковью, – настойчиво произнесла Макарена. – Ты все время проделывал какие-то махинации вокруг нее. Я не могу поверить, что ты не замешан в этом.

– Так представь себе, что не замешан, – очень спокойно ответил Гавира. – Не буду скрывать, кое-что я действительно предпринимал. Один человек выполняя мои указания, недавно побывал там, чтобы изучить ситуацию. – Он повернулся к Мачуке, как бы обращаясь к его здравому смыслу. – Обратите внимание, дон Октавио, я вполне откровенен: я даже признаю, что думал о том, чтобы воздействовать на приходского священника более жесткими методами… Я взвешивал все «за» и все «против». Но и только-то. А теперь получается, что отец Ферро замешан в неприятном деле, что право церкви на занимаемую ею землю повисло в воздухе и что все это как нельзя более кстати для меня… – На лице его играла широкая улыбка Аренальской акулы. – Так что я должен вам сказать? Что мне жаль этого священника и что я рад за самого себя. – Он чуть склонил голову в сторону Мачуки. – За себя и за «Картухано». Никто не станет проливать слезы из-за этой церкви.