– А вам не приходило в голову, что я могу установить за вами слежку?.. Нет?

Пати опустила руку с сигаретой на колени.

– Разумеется, приходило. – Она затянулась и снова положила руку на колени. – Но это нереально. Вам не удастся проследить за нами до самого места.

– Хм… Таинственная. Вы таинственные сеньоры.

– Если вы это сделаете, мы поймем и исчезнем. И будем искать другого покупателя. Пятьсот килограммов – это много.

Языков ничего не ответил, хотя его молчание говорило: да, пятьсот килограммов – это слишком много во всех отношениях. Он продолжал смотреть на Пати и лишь иногда коротко взглядывал на Тересу, которая сидела в другом кресле молча, не куря, не шевелясь: она слушала и смотрела, сдерживая взволнованное дыхание и держа руки ладонями вниз на коленях джинсов, чтобы не потели. Голубая трикотажная рубашка с короткими рукавами, кроссовки – на случай, если придется удирать – и только браслет-неделька из мексиканского серебра на правом запястье. Резкий контраст с элегантным туалетом и высокими каблуками Пати.

Они находились тут потому, что Тереса настояла на этом решении. Вначале ее партнерша склонялась к другому варианту – распродать кокаин небольшими порциями, однако Тереса убедила ее, что рано или поздно его хозяева сообразят, что к чему. Лучше прямо пойти к ним, сказала она. Это дело верное, хоть мы и потеряем кое-что. Хорошо, согласилась Пати. Но говорить буду я, потому что я знаю, что представляет собой этот чертов большевик. И вот они сидели здесь, и Тереса с каждой минутой все больше убеждалась, что они совершили ошибку Она с детства научилась распознавать таких мужчин. Их язык, внешность и привычки могут меняться, но суть всегда одна. Все это ни к чему не приведет, думала она; вернее, приведет к тому же самому. В конце концов – она поняла это слишком поздно, – Пати всего лишь избалованная барышня, невеста такого же избалованного богатого парня, который занимался этими делами не по нужде, а ради каприза. Он сам полез на рожон, как лезут многие, и получил то, что заслужил – опять же, как многие. А Пати прожила всю жизнь в некой призрачной, нереальной действительности, не имеющей ничего общего с настоящей, и срок в тюрьме еще больше ослепил ее. В этом кабинете она не была Лейтенантом О’Фаррелл – она не была никем, а истинная власть и мощь смотрела на них голубыми с желтым ободком глазами. И еще большую ошибку совершала Пати – уже после того, как они по собственной глупости явились сюда, – сейчас, ставя вопрос так, как она его ставила. Освежая память Олега Языкова по прошествии стольких лет.