Разговор начался с последних событий вокруг Тересы Мендоса: что привело ее к нынешней ситуации и какой оборот примет ее жизнь в ближайшие недели, если только ей удастся сохранить эту жизнь.

– Мне об этом ничего не известно, – сказал Мартинес Прадо. – Я не имею дела с будущим людей – разве что когда удается обеспечить им тридцатилетний срок. Мое дело – прошлое. Факты и прошлое. Преступления. А преступлений за душой у Тересы Мендоса хоть отбавляй.

– В таком случае, полагаю, вы разочарованы, – заметил я. – Столько лет труда – и все впустую.

Это была моя месть за его нелюбезный прием. Он взглянул на меня поверх очков, сидевших на кончике носа. Что-то не похож он на счастливого человека, подумал я. Во всяком случае, на счастливого судью.

– Она была у меня в руках, – сказал он.

Сказал и замолчал, словно прикидывая, насколько правомерны эти слова. У серых и ухватистых судей тоже есть какие-то чувства, подумал я. Свое тщеславие. Свои разочарования. Она была у тебя в руках, но теперь ее там нет. Она просочилась у тебя сквозь пальцы и теперь у себя на родине, в Синалоа.

– Сколько времени вы следили за ней?

– Четыре года. Долгая работа. Нелегко было собрать факты и доказательства ее причастности. У нее была великолепная инфраструктура. Очень умно выстроенная. Повсюду механизмы безопасности, тупики. Ломаешь одно звено – на том дело и кончается. Совершенно невозможно отследить ходы наверх.

– Однако вам ведь удалось это сделать.

– Да, – согласился Мартинес Прадо, – но лишь частично. Потому что не хватило времени и свободы действий. Эти люди имели связи в определенных кругах, в том числе среди политиков. – В том числе в его собственном, судьи Мартинеса Прадо, окружении. Это позволило Тересе Мендоса заранее узнать о нескольких готовящихся ударах и предотвратить их. Или свести к минимуму их последствия. – В данном случае, – прибавил судья, – все шло хорошо. И у меня, и у моих помощников. Еще чуть-чуть – и вся эта долгая терпеливая работа увенчалась бы успехом. Четыре года мы плели паутину, – сказал он. – Четыре года. И внезапно все кончилось.

– Правда, что на вас оказало давление Министерство юстиции?

– Это неуместный вопрос. – Он откинулся на спинку кресла и недовольно воззрился на меня. – Я отказываюсь отвечать.

– Говорят, на вас нажал сам министр по договоренности с мексиканским посольством.

Он поднял руку. Каким-то очень неприятным жестом. Властную руку – руку судьи при исполнении служебных обязанностей.

– Если вы будете продолжать в этом духе, – предупредил он, – этот разговор закончится. На меня никто и никогда не оказывал давления.