Отодвинувшись от окна, она подошла к столу и сделала последний глоток текилы. Мой стакан остался недопитым, подумала она. На потом. Она еще улыбалась – эта улыбка, родившись на губах, растекалась куда-то внутрь, – когда в светлом прямоугольнике двери обрисовалась фигура Поте Гальвеса. В руках у него был «козий рог», на плече – брезентовая сумка с чем-то тяжелым. Тереса инстинктивно протянулась было к пистолету, но задержала руку на полпути. Только не Крапчатый, сказала она себе. Я лучше повернусь к нему спиной, и пусть он убьет меня, чем перестану ему доверять и позволю, чтобы он понял это.
– Паршивое дело, хозяйка, – сказал он. – Нам устроили такую ловушку, что любо-дорого. Проклятые недоноски.
– Федералы или солдаты?.. Или и те и другие?
– Сдается мне, что федералы, а другие стоят и глазеют. Но все знают. Попросить помощи по радио?
Тереса засмеялась.
– У кого? – сказала она. – Они же все отправились в «Дуранго» объедаться блинчиками с мясом.
Поте Гальвес посмотрел на нее, почесал себе висок стволом «козьего рога» и в конце концов изобразил на лице улыбку, одновременно растерянную и свирепую.
– Что правда, то правда, донья, – уже понимая, ответил он. – Сделаем что сможем. – Он сказал это, и они еще несколько мгновений стояли между светом и тенью, глядя друг на друга глаза в глаза, так, как никогда не смотрели прежде. Потом Тереса снова рассмеялась – искренне, от души, и Поте Гальвес кивнул, как человек, понимающий хорошую шутку. – Это же Кульякан, хозяйка, – сказал он, – и как хорошо, что вы сейчас смеетесь. Эх, если бы вас могли видеть эти собаки, прежде чем мы зададим им жару или они нам.
– Наверное, я смеюсь от страха, – ответила она. – От страха, что умру. Или от страха, что мне будет больно умирать.
А он кивнул еще раз и сказал:
– Ну однако, всем бывает страшно, хозяйка, а вы что думали? Но быстро прикончить нас у них не получится. И умрем ли мы, нет ли, а кое-кому тоже придется.
* * *
Слушать. Шорохи, скрипы, шум дождя, бьющего в стекла и по крыше. Стараться, чтобы их не заглушало биение сердца, биение крови в тончайших сосудах в ушах.
Рассчитывать каждый шаг, каждый взгляд. Неподвижность, сухой рот; напряжение – оно болезненно поднимается по ногам и животу к груди, перехватывая то слабое дыхание, которое ты еще себе позволяешь. Тяжесть «зиг-зауэра» в правой ладони, плотно охватившей его рукоятку. Волосы – они лезут в глаза, приходится убирать их с лица. Капля пота – она скатывается до века, жжет слезный мешочек, и в конце концов ты слизываешь ее с губ кончиком языка. Соленая капля.