– Это верно.

– Выкрутишься. Тебе не привыкать.

– И это верно.

– Вернуть тебе деньги?

– Глупости не говори.

Мойра поставила чашку и, освободив руку, подала ему запечатанный конверт.

– Тут заходил этот жутковатый человечек, с которым ты вчера явился… Вот – оставил тебе.

Фалько ножом вскрыл конверт. Четким, почти по-женски изящным почерком Пакито Паука, в английской манере, когда пишут, не отрывая пера от бумаги, на листке бумаги было выведено всего несколько слов:

Интересные новости. Жду тебя в моем пансионе. Поторопись.

Мойра наблюдала за Фалько. Когда он спрятал листок в карман, чуть улыбнулась:

– Знаю-знаю, что значит, когда у тебя такое лицо, мой милый.

Теперь пришел черед улыбнуться и ему. Впервые за сегодняшнее утро.

– Ну, и что оно означает?

– А то, что в конечном счете тебе безразлично, выиграл ты или продулся. И сейчас, и раньше так было. А важно тебе на самом деле одно – регулярно получать такие вот конвертики.

– Входи, не заперто, – сказал из-за двери Паук.

Стиль номера вполне соответствовал испанскому названию пансиона – «Карменсита», – стоявшему на улице Таннери возле туннеля, прорытого от порта к центру города, и невдалеке от «Континенталя», где жил Фалько. Сменив костюм на халат цвета бордо с перламутровыми пуговицами и шелковым воротником, Паук лакировал ногти, сидя на кровати между яркой жестью печенья «Кроуфорд» и вороненой сталью длинноствольной «астры-9». При виде Фалько он произнес только одно слово:

– Рексач.