– Тук-хачевский, – выговорил он наконец.

– Генерал?

– Он самый.

– Ну, и при чем тут он?

– В Москве идет суд над ним и другими участниками фашистского заговора.

– Это мне известно. Совершенно нелепые обвинения. Я хорошо его знаю.

– Вот в этом-то все дело.

Маслянистый свет неожиданно качнувшейся лампы озарил хмурое лицо Баярда.

– Что за ерунда… Какое отношение это имеет ко мне?

– Вы дружили с ним? Гостили у него на даче у Черного моря?

– И что?

– А то, что НКВД пристегивает к этому делу вас. Чистит все его окружение, считая, что оно поголовно заражено враждебными настроениями и состоит на жалованье у иностранных держав.

– Это ложь.

– Мне можете об этом не говорить!

Явно озабоченный, Баярд прошелся по каюте. Потом остановился возле Веццани с его револьвером, вытащил сигареты и сунул одну в рот.

– Если даже все так, как вы рассказываете – во что я не верю, – я в отношении Тухачевского особого внимания не заслуживаю… Столько трудов, и хлопот, и денег – неужели все ради того, чтобы вывести меня из игры?

– Не знаю. Я выполняю приказ, а приказ был – дискредитировать вас.

Баярд чиркнул спичкой, прикурил и трижды затянулся, прежде чем заговорил снова:

– Кто предоставил прессе эти фальшивые документы?

– Опять же не знаю. Советская разведка, наверно. Или Коминтерн.