— Тэк-с… Ты всегда был неисправимым романтиком, Джим!
— А то как же? Ну, натурально, я ухаживал за многими, чтобы найти ту, которая придется мне по сердцу. Самую наилучшую. Может быть, я и не стою того, но вполне естественно стремление узнать девушку со всех сторон, прежде чем связаться с ней на всю жизнь. А как ты ее узнаешь, если не поухаживаешь? Разве я не прав, Джордж?
— Несомненно, дружище! А они, со своей стороны, охотно пойдут тебе навстречу, потому что у тебя и своя ферма, да и в банке приличный капитал. Каждая из них, едва встретив тебя, уже мечтает о том, как она будет распевать в твоем доме, распоряжаться твоими деньгами и управлять тобой и твоей фермой по своему женскому усмотрению. Скажи-ка откровенно, Джим, сколько у тебя их было?
— Как тебе сказать… Ну… была Люси Биггер — у ее отца магазин в городе; потом — Минни Галей, Лиззи Пеннок, Хелли Вайт…
— Постой, постой… Ты что же, обручен с которой-либо из них?
— Не так чтоб окончательно… Конечно, сплетни ходят. Все — прелестные девушки, однако я не думаю, чтобы я с ними поладил.
— Тэк-с. Вижу, что у тебе все же больше соображения, чем у годовалого теленка, — ты, по крайней мере, знаешь, что нужно выпутаться из веревки, прежде чем петля затянется. Ну а как относительно мисс Сэлли Декстер? По-видимому, до ссоры вы были большими друзьями. Я не желаю ничего выпытывать, Джим, мне только нужно уяснить себе, как обстоит дело. Скажу тебе откровенно, я видел ее всего три раза, а сегодня утром мы заключили перемирие и согласились относительно водопоя. Ее скот был отравлен мышьяком, а ты знаешь, что делается с несчастной скотиной от этого яда? Все нутро перегорает от жажды. Я сказал ей, что ты не из тех, кто способен замучить бессловесную тварь. Так что мы решили оставить вопрос открытым до тех пор, пока суд не решит, кто из вас прав.
Минуты две Марсден лежал неподвижно, закрыв глаза.
— Ты мудро поступил, дружище, — сказал он наконец. — Я согласен с тобой, поскольку дело касается скота, — только отъявленный негодяй способен на такую мерзость. А мисс Сэлли — да, нет на свете другой женщины, подобной ей! Гордая, храбрая, честная, а наружность — ну, да ты ее сам видел. Она может быть прекрасным другом, опасным врагом и, думается мне, великолепной женой. Я уверен, что между нами все наладится… Я однажды уже сделал ей предложение….
— И что же, она отказала?
— Хуже, чем отказала… — Джим сокрушенно вздохнул. — Она говорит… «Джим Марсден, — заявила она, — я надеялась, что вы сделаете мне предложение, я хотела, чтобы вы его мне сделали, чтобы сказать вам в лицо то, что я о вас думаю. Не то, что вы ухаживаете за каждой девушкой… Есть и другие вещи, которые я о вас знаю, и вы должны понять, что ни одна порядочная девушка не пожелает вашего общества. Если б мой отец был жив, — он бы проучил вас, Джим Марсден, за то, что вы смеете говорить мне о вашей любви. Говорить о любви вам так же пристало, как свинье о чистоплотности. У меня нет брата, и я не желаю обращаться к родным. Я женщина и я, мстя вам, пускаю в ход женское оружие. Мой ответ на ваше предложение: нет, нет, если б даже мне пришлось выбирать между вами и смертью!» Вот так-то!.. И скажу тебе, дружище, это ее женское оружие ранило меня глубоко! «Убирайтесь, — продолжала она, — и не смейте переступать границы между моей фермой и вашей. Занимайтесь своими делами и оставьте меня в покое»… Потом повернулась и уехала, не дав мне и слова сказать… Понимаешь, Джордж, я буквально обалдел… Ничего особенно дурного не было в том, что я ухаживал за другими девушками… Я не соблазнил ни одну из них, я никому ничего не обещал… А кроме этого, я не сделал ничего такого, что могло бы оттолкнуть такую девушку, как Сэлли Декстер… Обидеть ее тем, что признаться в своей любви? Абсурд! Я был оскорблен, унижен, и чем больше я думал о ее слова, тем большая злость во мне закипала… Потом я приказал огородить водопой и — каша заварилась… Теперь я уже успокоился… Это хорошо, что ты заключил перемирие. Унизительно для мужчины ссориться с женщиной. К тому же, необходимо объясниться. Почему она на меня рассердилась? Кто отравил ее скот? Кто меня ранил? Во всем этом чувствуется чья-то рука. Вот почему я послал за тобой, старина. Один я не справлюсь, и слушай, — он поднялся на локте, — если я не помирюсь с Сэлли — то я и выздоравливать не желаю… Может быть, тебе это не понятно, но для меня она — все, понимаешь, вся моя жизнь!