Охранник с сочувствием смотрел на нее:

— Не реви! Молодая еще, найдешь себе другого. Этот отправил тебя в лагерь! Себя не бережешь!

Поезд несся на юг, а она, сжавшись, сидела на деревянной скамье, убитая предчувствием самого страшного.

Процесс продолжался. Заслушивались показания свидетелей по делу. Прокурор пытался выжать из агентов, нанятых следить за Пеевым, то, чего они никогда не видели. Те клялись, что видели Никифорова и Пеева вместе.

— Разве это такая уж тайна, господа? В тот же день, о котором идет речь, я был и с господином генералом Миховым.

Михов глядел вниз.

Полковник нервно зазвонил:

— Мы вас не спрашиваем, с кем вы еще были.

— А я говорю, что в один и тот же день был с двумя генералами, и не в порядке вещей считать двух за одного. Один из них столько же виновен, сколько и другой! — громко проговорил Пеев.

Допрашивали Ивана Владкова.

— Видите ли, господин председатель, я ни в чем не виновен, чтобы прикидываться наивным и просить милости. Скажу вам прямо, я военнослужащий, я болгарин и люблю свое отечество. То, что я делал, я делал для Болгарии. Я ведь не знал, что в вашей Болгарии наказывают за патриотизм. В нашей Болгарии будут наказывать за такое предательство, как ваше.

Мария Молдованова оказалась слишком твердым орешком для председателя. Она умело подхватывала вопрос, притворно соглашалась с допрашивающим и потом неожиданно наносила удар. Ее спросили, как она оценивает свою работу.

— Для меня все это кошмар. Я виновата, потому что поверила провокатору. Этому пигмею Манолу. Потому что доверила судьбу Эмила Попова человеку, у которого на уме одни только пакости. Я виновата в том, что не успела ускользнуть. В этом моя вина, господин председатель.

Прокурор крикнул:

— Запротоколировать. Свидетельница угрожает, что путем вооруженной борьбы свергнет нашу власть.

— Да что вы! Я говорю о борьбе в классическом смысле слова.

— Молдованова, без циркачества! — зло бросил председатель и посмотрел на прокурора, который рассеянно рассматривал слушателей. — Не увертывайтесь!

— А что делать?! Позволить вам обвинять меня в несуществующих провинностях? У меня одна вина: плохо знала тактику борьбы.

Эмил Попов тихо зааплодировал. Прокурор показал на него пальцем: