Неужели так будет до конца дней его?

Стоев думал, что все произойдет иначе. С пятого сентября он делал попытки связаться с Гешевым, но из Дирекции полиции ему сообщили, что начальника нет. А если он и был, то не хотел отвечать. Стоев не сдался. Широко открыв глаза, сел на пол камеры, где пожелал остаться один. Он ждал. Директор мог бы отпустить его раньше, но и директор не имел власти и не мог решать вещи, за которые уже не перед кем было держать ответ. Он метался по коридорам и вглядывался в лица заключенных, ожидая приказа вывести их и расстрелять, но не было никого, кто выполнил бы эту угрозу Багрянова и Гешева. Стоев метался в своей камере и ждал. Пятое, шестое, седьмое сентября. Восьмого попытался снова связаться с Гешевым, но из Дирекции полиции ему сообщили, что начальник отделения «А» утром исчез. Никто не знает, где он. В Софии его нет. Новость поразила его. Стоев тяжело опустился в кресло. Директор тюрьмы понял все: начальник оставил его. Он вернулся в камеру с видом побитой собаки. Посидел немного. Потом бросился на кровать.

Наступила ночь этого последнего рокового для него дня. Беспомощность и отчаянность положения не давали ему покоя. Проснувшись, он сел. Потом снова лег на тюфяк, свернулся калачом и задумался о своем прошлом. В уме стал перебирать имена коммунистов, которых предал.

Девятого он уже знал свою судьбу. Снаружи бушевал митинг освобожденных заключенных, а его оставили под замком. Но вот дверь открылась. На пороге стоял низенький сутулый Бончо Белинский. За ним десятки людей. Его вывели. Человека Гешева. Предателя. Повели к какому-то столу. Море людей бушует. Он видит поднятые кулаки, полные гнева глаза. Конец. Кто-то говорит о его предательстве, рассказывает о его «подвигах» в Дирекции полиции. Догадались — Антон Козаров сообщил доктору Пееву, кто «выдал его голову». Гешев… и «Цыпленок». Стоев опустил голову на грудь. Гешев убил и его, своего человека, своего верного помощника.

Он видит заключенных. И в груди его поднимается злоба: если бы он мог, убил бы их всех, как убил доктора Пеева и Эмила. Стоев поднял голову и плюнул в толпу. В следующее мгновение кто-то бросил кирпич. Он почувствовал удар. Все кончилось.

Заключенные бросились за надзирателем-палачом Богданом, которого при тюрьме держали с девятого июня 1923 года специально для того, чтобы вешать осужденных на смерть антифашистов.

Мария Молдованова и Белина были освобождены из концентрационного лагеря пятого сентября. Мария уехала в Сливен к матери. У нее просто не было сил вернуться в Софию: она знала, что на улице Константина Стоилова никогда уже не встретит Эмила. Мария упала перед матерью на колени и долго плакала, счастливая и несчастная. Потом ушла из города по тропинке, которая была ей знакома. К людям, которые знали ее. Она знала, что делать, — воевать.