Белина не остановилась нигде. С сумкой за плечами, сломленная страданиями, она ехала в поезде. Напротив нее дремал полицейский.

— Госпожа, вы коммунистка? — спросил он. — Много греха сделало наше начальство, теперь мы расплачиваемся за их грехи.

Ехали молча. Пусть спрашивает ее не только об этом. Она теперь была уже совсем другим человеком. Не было того, кто стал для нее всем. Его ребенка еще не было рядом. Километры убегали один за другим, унося ее все дальше от кошмаров Дирекции полиции. Убегали ужасы допросов. Убегали ночи в лагере. Дружная семья коммунистов, оторванных от мира и борьбы. Она пришла к себе домой. Сиротливо. Ребенок? Он будет идти по жизни с тяжелыми воспоминаниями об отце. И она будет идти по жизни, израненная несчастьями. Как они будут жить?..

Позвонила.

Замерла. Затаила дыхание. Открыла Маруся — она узнала бы ее по одним шагам. Упала к ней на грудь, обняла и тихо заплакала. Потом посмотрела ей в глаза и поняла — ребенок жив и здоров. Вошла в квартиру. Румен и Николай играли. Дедушка стал смотреть в сторону.

Николай заморгал. Как зовут эту госпожу? Что-то дрогнуло в ребенке. Уголки губ у него опустились. Он готов был заплакать. Потом вдруг протянул ручонки и прошептал:

— Мама! Мама!

Маруся чуть слышно произнесла:

— Мы потеряли мужей, а отец — сына и зятя. Пусть дети найдут в нас и матерей и отцов.

Белина гладила головки малышей и уже не плакала. Она смотрела в завтрашний день. Советская Армия входила в Добруджу.

Потом был митинг. Шумный, стихийный, радостный. Маруся Владкова вела под руку деда Николу и кричала, чтобы он услышал ее:

— Успокойся, отец! Успокойся! Это победа! Эмил не убит, Иван не убит! Слышишь?

Их толкали со всех сторон. Море людей увлекало их к площади Святой Недели, к советской миссии. Они шли в толпе. Их целовали незнакомые люди, и они целовали их. Вдруг дед Никола увидел советского солдата. Простого солдата. В двух шагах от себя. У ворот миссии. Дед добрался до юноши со звездочкой. Взял его за руку и поцеловал, потом сказал:

— Юноша, я целую будущее своих детей! Пришло доброе время! Пришло счастье!

Крикнул «ура». Губы у него дрожали. И теперь, когда вся семья собралась в доме, когда женщины падали от усталости, дед Никола остановился перед фотографиями покойных, погладил их дрожащей рукой и прошептал:

— Не дожили, родные мои, я и за вас радуюсь. Теперь мне и помирать можно.

Арестовали министров, генералов, регентов. Арестовали полицейских, агентов, провокаторов, убийц. Арестовали сотни представителей власти.

Искали Кочо Стоянова. Он находился в Панчарево, на вилле, но там никто не открыл дверь, и партизаны решили, что он сбежал.