Они не удосуживались мало-мальски потрудиться для изучения португальского языка: эти свинские советские при общении с ангольцами ограничивались двумя десятками португальских слов, междометиями и пальцами, а свинские кубинцы откровенно игнорировали португальский и обращались к ангольцам по-испански.

В Луанду стекались беженцы со всей разорённой гражданской войной страны – они нищенствовали на улицах города. Да и жителям самой Луанды было тяжело. Особенно страдали дети.

Меня захватило изучение необычной патологии – амёбные абсцессы печени. Один из моих первых пациентов был мальчонкой с прорывом такого абсцесса в брюшную полость. Он с трудом вылезал из лап смерти – ему явно не хватало скудного питания с госпитальной кухни. Мне очень хотелось выходить пацана – я приносил ему еду из дома. Однажды мама соседнего с моим мальчишкой ребёнка сказал мне:

– Сеньор доктор, всю пищу, которую вы приносите мальчику, съедает его мать.

– ??? – обращаюсь к матери через переводчика с португальского на один из многочисленных языков Анголы.

– Сеньор доктор, у меня ещё четверо детей. Этот мальчик уже не выживет. У меня нет еды, и если умру я – умрут и остальные четверо.

Такова жизнь без всяческих бредней зажравшихся интеллигентов.

В наши двери часто стучались чёрные мальчишки и девчонки с просьбой: «Хлеба!»

Да, это раздражало. Да, они были грязными и сопливыми, но это были дети!

Ещё с Нигера я усвоил тактику решения проблемы «раздражение нищими»: выделив из группы этих несчастных одного-двоих «своих нищих», ты одариваешь их подаянием при каждой встрече, а они ограждают тебя от назойливых атак своих собратьев.

В Луанде, после совещания с женой и двумя нашими маленькими детьми, я выделил двух чёрных мальчишек, они оказались братьями, и сказал:

– Приходите ко мне за хлебом перед школой и после занятий.

Регулярные посещения мальчишками моей квартиры не осталось без внимания моих соотечественников, проживающих со мной в одном подъезде. На одном из наших еженедельных сборищ они упомянули, «некоторые приваживают нищих в нашем подъезде».

Пришлось напомнить любителю спокойствия, нередко пинками изгонявшего из подъезда голодных детишек, и про «меконий чёрного человека», который он готов был жрать – лишь бы попасть в Анголу, и про уровень его зарплаты, и про то, что не в традициях русской культуры отказывать в подаянии нищим, особенно нищим детям.

При любых попытках ангольской администрации призвать врачей хоть чуть-чуть к порядку «кооперантеш совьетикуш» и «компаньеруш кубануш» поднимали отвратительный интернациональный базар с наклеиванием на ангольца стандартных политических ярлыков. Подобное клеймение в условиях диктаторского режима и военного положения могло стоить ангольцу не только свободы, но и самой жизни. По этой причине никто из ангольцев не хотел связываться с кооперантами-«интернационалистами».