Сознание собственного бессилия вызывало обиду на себя и на врачей, выписывавших капли и микстуру, от которых, по ее разумению, нет никакого толку.

Анна Николаевна и Борис занимали комнату в административном корпусе кумысолечебницы; комната была светлая и просторная, но холодная, и мать с ужасом думала о наступлении морозов, потому что с дровами было плохо.

Совинформбюро сообщало о кровопролитных боях на северной и южной окраинах Сталинграда, и опасения за мужа не давали покоя. Она знала: Василий Степанович, если потребуется, не остановится ни перед чем, помнила, как отчаянно и самоотверженно он охотился за бандами в Нижнеломовских и Чембарских лесах в двадцатые и тридцатые годы.

Анна Николаевна бесцельно слонялась по комнате, пыталась вышивать, но все валилось из рук, отвлечься от тревожных дум о муже и старшем сыне не могла, хандрила и ждала горьких вестей о них.

Ночной стук в дверь перепугал Анну Николаевну. «Вот она, недобрая весть», — мелькнула догадка. Накинув на плечи фланелевый халатик, шаркая большими, не по ноге, тапочками мужа, подошла к двери.

— Кто?

— Я, Аня, открывай.

У Анны Николаевны захватило дыхание от внезапной радости, трясущимися руками пыталась отбросить крючок, но тот, как назло, туго застрял и не откидывался.

Когда Прошин вошел, она уткнулась лицом ему в грудь, тихо плакала и не могла слова вымолвить.

— Ну, будя, будя, чего ты, — повторял Василий Степанович, гладя жену по волосам и не зная, как успокоить ее.

Проснулся Борис, в одних трусах выскочил из постели и бросился отцу на шею.

За поздним чаем Прошин рассказывал жене и сыну о страшных разрушениях в Сталинграде, о мужественной выдержке его коллег — чекистов.

— Как головушка-то твоя? — спросила Анна Николаевна, прижимаясь щекой к плечу мужа.

— Ничего. Находит временами…

— Я извелась по тебе.

— Знаю, родная, но что могу поделать? Всем трудно сейчас…

Ссылка на то, что всем нелегко в это суровое время, мало утешала Анну Николаевну, по ее щекам текли невольные слезы радости и горя.

После завтрака Прошин отправился в райотдел, чтобы поинтересоваться, как идут дела, и позвонить в Саратов — договориться об устройстве Бориса в клинику медицинского института.

Из-за черты горизонта по-довоенному выкатывался золотистый диск солнца, по селу мирно бродили коровы и козы, у ворот лениво лежали степные волкодавы, а у завалинок хлопотали куры.