Подавшись вперед, он молча смотрел на фламандку, которая, шатаясь, словно от удара в сердце, медленно отступала назад.

На несколько минут на палубе воцарилась тишина, прерываемая только рокотом волн. Сто двадцать членов экипажа затаили дыхание, переводя взгляд с девушки, продолжавшей отступать назад, на корсара, вопросительно глядевшего на каталонца.

Все понимали, что вот-вот произойдет что-то ужасное.

— Говори! — повторил корсар сдавленным голосом. — Говори!..

— Это… дочь Ван Гульда, — промолвил каталонец, и его слова тяжело упали в тишину, царившую на корабле.

— Ты ее знаешь?

— Да.

— Поклянись, что это она.

— Клянусь!..

Из уст Черного корсара вырвался стон. Все увидели, как он медленно наклонился вперед, как от удара палицей по голове, но тут же выпрямился и напрягся, как тигр перед прыжком.

Его голос глухо прозвучал среди рокота волн:

— В ночь, когда я опускал в море тело Красного корсара, я дал торжественную клятву. Пусть будет проклята эта роковая ночь, ибо из-за нее я теряю любимую!

— Капитан… — сказал Морган, приближаясь к нему.

— Молчите! — крикнул корсар, и в голосе его слышалось рыдание. — Здесь командую не я, а мои братья!..

От суеверного ужаса дрогнули сердца бывалых моряков. Все взоры обратились к морю, светившемуся, как и в ту ночь, когда Черный корсар произнес свою страшную клятву.

Всем показалось, что на мгновение из пучины появились тела обоих братьев, погребенных на дне залива.

Молодая фламандка продолжала тем временем отступать назад. Заломив руки, она положила ладони на волосы, развеваемые ветром, а корсар неотвратимо наступал на нее, испепеляя ее взглядом. Оба не произнесли ни слова, словно лишившись дара речи.

Онемевшие, застывшие от ужаса флибустьеры провожали их глазами. Даже Морган не осмеливался обратиться к капитану.

Наконец девушка приблизилась к полуюту. Постояв минуту в немом отчаянии, она неверными шагами стала спускаться по лестнице. Корсар последовал за ней.

Когда они вошли в кают-компанию, фламандка остановилась и, словно потеряв последние силы, упала на стул.