И снова вой, более настойчивый и резкий, как сигнал тревоги.
Уэйн наконец посмотрел на свою ногу, на своего партнера – и мир вокруг него раскололся.
Он увидел, как Кейн впился зубами в его штанину; правда, почему-то это были не военные брюки. На нем были джинсы и куртка цвета хаки. Рядом на полу, корчась в агонии, лежало человеческое тело. Нога человека была сломана, рука – вытянута в его сторону.
И все же он слышал крики умирающих, свирепое, ликующее улюлюканье талибов, стрекот вертолетных винтов; ощущал запах дыма, крови и мертвых тел. Повернулся и увидел, как Авель пытается добежать до него, видел каждый его мучительный шаг, каждое отчаянное движение.
Такер стоял лицом к тому, что оставило после себя самую глубокую рану. Авель в упор смотрел на него, лаял, выл, скулил. Глаза его были полны скорби.
Кейн потянул Уэйна за ногу. Когда же тот сделал еще один шаг, пес отказался его отпустить, готовый свалиться туда, куда направлялся его напарник.
На миг, пойманный в ловушку гипнагогического состояния, Такер увидел оба мира, прошлый и настоящий, реальный и тот, что жил в его голове. Это было похоже на то, как он бежал вместе с Кейном, глядя вперед одновременно и своими глазами и глазами своего партнера.
Такер был этому обучен, его мозг был запрограммирован на такое. Он знал, что должен делать.
Он не мог обречь на гибель Кейна, но не мог и бросить Авеля.
И он остался стоять.
Джексон сказал, что ничто
Нет, Такер знал, что он должен сделать.
Направив пистолет на портал – туда, где боролся за свою жизнь Авель, – он выстрелил, раз, другой, третий. Увидел, как упал один талиб, затем другой. К Авелю подошла фигура в черном и, взмахнув кинжалом, что-то крикнула. Такер заставил талиба умолкнуть, пулей разорвав ему горло. Другие талибы тотчас замерли и заозирались по сторонам, не зная, откуда стрелял спрятавшийся снайпер. Напуганные, они бросились врассыпную.