«…17 дней, как мы зажаты во льдах. Вчера погас огонь, и помощник капитана безуспешно пытается разжечь его…»

«…17 дней, как мы зажаты во льдах. Вчера погас огонь, и помощник капитана безуспешно пытается разжечь его…»

Я бросил взгляд на Метью, он продолжал безотрывно смотреть на меня. Теперь он уже не пытается больше ничего.

Я посмотрел на чудесную диадему, играющую золотым блеском сквозь иней. Элизабет до самой последней минуты не хотела расставаться с этим подарком, и вот теперь он лежал передо мной на столе. Я открыл стоявшую передо мной на столе шкатулку. Ту, самую маленькую, из ларцов Мулан, где содержался бриллиант, и вытащил драгоценность оттуда. Что-то изменилось в шкатулке, и я сразу увидел это. Вся крышка ее была однотонного коричневого цвета, но теперь, вероятно, под влиянием мороза, эта краска начала пузыриться и отставать от поверхности. Я медленно стер ее, и она легко поддалась мне, открывая закрашенный кем-то портрет на ее крышке. Несколько секунд я смотрел на открывшееся мне лицо – и почувствовал, как сжалось все у меня внутри…

Это была Мулан – я сразу узнал ее. Внезапно страшная догадка мелькнула у меня в голове. Взяв из шкатулки бриллиант, я с усилием вставил его в диадему, и он встал туда как влитой. Я уже говорил, что с первого взгляда мне показалось, будто чего-то не хватает в этой вещи до полной ее безупречности. Так вот, теперь все было на своих местах – передо мной лежало настоящее произведение искусства, красивее и изящнее которого в мире не было ничего.

Так вот кем на самом деле был этот чудной старик из лавки в Гуанчжоу – это был Мо! Вот почему он по такой дешевке продал мне эту вещь. Он все знал и поджидал меня там, специально заманив в эту лавку! Он угостил меня точно таким же яблоком, каким я угостил тогда Мулан! Он специально подарил Элизабет в день свадьбы то украшение, которое хотел подарить на свадьбу своей внучке! Вот зачем она так долго хранила у себя этот камень – она должна была вставить его в диадему в день своей свадьбы! Вот какова была извращенная месть старого колдуна!

Схватив со стола, я швырнул прочь шкатулку с изображением Шень Мун – и услышал, как в темноте от нее с грохотом отлетела крышка. Это забрало у меня остаток сил – короткий день стремительно угасал за стенами корабля, и я в наступающей темноте с трудом вывел в дневнике последние слова:

«…Это кара Господня за наши грехи… Спасенья нет…»

«…Это кара Господня за наши грехи… Спасенья нет…»

И когда каюта уже окончательно погрузилась во тьму и я не мог различить больше ничего, именно тогда в голове вдруг подобно молнии сверкнула одна мысль, от которой меня охватил приступ хохота. Я сам загадал желание, чтобы мой корабль первым прошел этот проход, и оно будет выполнено. Старик не солгал мне… Но я совсем забыл упомянуть лишь об одной малости – о самом себе…