Он начал делать другой рисунок, теперь Оуэн пытался изобразить курган изнутри.

— Могила, как вы ее называете, длинная и узкая, если не считать два тупиковых ответвления у самого входа. Если смотреть сверху, получится крест с короткой горизонтальной перекладиной. Ниша, предназначенная для живого камня, находится в дальнем конце, внутри стены. Мне ни разу не удалось разглядеть ее как следует, но у меня создалось впечатление, что она именно такого размера и глубины, чтобы живой камень находился возле поверхности земли, оставаясь под защитой скалы.

Он закончил рисунок кургана как снаружи, так и изнутри, начертил стрелу, направленную в сторону ниши, и написал возле нее короткую фразу. Потом повернул поднос и показал рисунок Эдуарду Уэйнрайту.

— Я бы не хотел торопить вашу смерть, но если это поможет вам завершить главный труд вашей жизни, для вас это будет благом.

— Так оно и есть. — Глаза Уэйнрайта загорелись новым огнем. Он посмотрел в сторону Марты Хантли. — Для этого мы жили, ты и я. Пришло время откровения.

Марта молча встала и со свечой подошла к камину, где продолжали пылать огромные дубовые поленья.

Чтобы ослабить такой огонь, требовалось немалое умение, которое приходит только с практикой. Наконец, когда ей удалось отодвинуть в сторону поленья, Марта поплотнее запахнула подол юбки, опустилась возле камина на колени и устроила маленькое чудо, просунув руку вниз, в полость между камнями. Оуэн поднес свою единственную свечу поближе и в ее свете понял, что все обошлось без всякого чуда — просто у Марты была очень тонкая рука. Единственный камень внутри камина уравновешивал рычаг — стоило его убрать, и один конец рычага поднимался вверх, а другой опускался, оставляя проем, в который можно было просунуть руку.

Марта вытащила из тайника пергаментные свитки, перевязанные бечевкой из конского волоса. Она несла их так, словно у нее в руках были кости давно умершего святого, которые могли в любое мгновение рассыпаться в прах. Присев рядом с отцом, она с благоговением положила свитки ему на колени.

Он быстро их рассортировал, а потом кончиком гусиного пера поднял один и передал Оуэну.

— Вы не окажете мне честь, вскрыв этот свиток?

— А вдруг я его испорчу? Свиток выглядит ужасно древним, у меня нет опыта работы с такими вещами.

— Он создан для таких, как вы. Даже если свиток рассыплется от вашего прикосновения, он сослужит свою службу. Однако будет лучше, если вы проявите осторожность. Чтобы им смогли воспользоваться те, кто придет после вас.

Оуэн затаил дыхание, но понял это только после того, как открыл свиток. Нетвердой рукой он развязал бечевку и развернул пергамент. Тот оказался более мягким, чем Оуэн предполагал, и не ломался на сгибах, а развернулся в лист длиной с его предплечье. Перед его глазами появился начертанный углем пейзаж.