— Честное слово, сэр, вы так добры, но корабль не подходит для леди. То есть, я хочу сказать, он очень подходит для леди, но у нас тесно. Я буду счастлив, более чем счастлив, уделить мисс Уильямс всё внимание, какое только смогу.

— О, да не берите в голову. Это ведь просто девушки, знаете ли — переживут; не надо лезть из кожи вон. Подумайте, сколько вы сэкономите им денег на булавки. Загрузите их куда-нибудь. О, в каюту к доктору, ха-ха! Вы здесь, доктор Мэтьюрин! Очень рад вас видеть. Вы же не будете возражать, да? А? Ха-ха-ха. Я всё видел, хитрый вы лис. Вы за ним приглядывайте, Обри — он хитрюга.

Офицеры, стоявшие там и сям на квартердеке, нахмурились: адмирал принадлежал к прежнему, грубому флоту, и вдобавок до этого отобедал у такого же своего коллеги, командира порта.

— Значит, решено, Обри? Превосходно, превосходно. Идём, Софи, идём, Сесилия — на боцманский стул. Придерживайте юбки — такой ветер. Ах да, — добавил он, как ему казалось, шёпотом, когда девушек спустили вниз в бесславном боцманском стуле. — Вам на ушко, Обри. Вы читали речь вашего отца? Думаю, нет. «А теперь обратимся к флоту, — сказал он, обращаясь к Палате. — И здесь мы тоже находим то, что допускала — нет, даже поощряла — предыдущая администрация: вопиющую распущенность и неслыханную продажность. Мой сын, морской офицер, рассказывает мне, что дела обстоят прескверно: негодных офицеров продвигают по протекции, снасти и паруса никуда не годятся; и в довершение всего, господин председатель, сэр — женщин, женщин допускают на борт! Примеры неописуемой распущенности, куда больше, о, намного больше, подходящие для французов». Примите совет старика — такую течь надо заткнуть как можно быстрее. Это может повредить вам по службе. Пусть цепляется к армии. Понятливому и слова достаточно, а? Понимаете, к чему я клоню?

С безгранично лукавым видом адмирал перебрался через борт, провожаемый со всеми почестями, которые полагались его блистательному рангу; и, уважительно постояв положенное время, Джек повернулся к вестовому.

— Позовите плотника, — сказал он. — Мистер Симмонс, будьте так добры, отберите тех людей, что лучше всех управляются с песчаником и швабрами, и пришлите их на корму. И скажите мне — кто из офицеров наиболее отличается вкусом?

— Вкусом, сэр? — воскликнул Симмонс.

— Да, да, художественным вкусом. Ну, знаете — чувством возвышенного.

— Ну, сэр, из нас я не знаю никого особо одарённого по этой части. Не припоминаю, чтобы в констапельской хоть раз говорили бы о возвышенном. Но есть Моллет, из команды плотника, который в этом понимает. Он был скупщиком краденого и специализировался на всяких утончённых вещицах, как я понимаю — старые мастера и всё такое. Он уже довольно немолод и не особо силён, так что помогает мистеру Чарноку в столярных и отделочных работах, но я уверен, что в возвышенном он понимает больше, чем кто-либо другой на корабле.