Я хотел признаться, что сомневаюсь в нашем успехе и хочу уйти, но, прежде чем успел заговорить, раздался первый удар церковного колокола.

Колоколов в Лундене было мало, — наверное, всего пять или шесть храмов наскребли достаточно серебра, чтобы купить их. Приняв решение восстановить старый римский город, король Альфред велел повесить на всех воротах по колоколу. Первые два были украдены буквально через несколько дней, и король распорядился использовать вместо них сигнальные рога. В большинстве церквей просто подвешивали железный прут или полосу, в которую били, созывая верующих на службу. Теперь эти железяки присоединили свой голос к немногим имеющимся колоколам, и от разразившейся какофонии все птицы взмыли в воздух.

Пока звон продолжался, мы молчали. Слышался вой собак.

— Должно быть… — прошептал Бритвульф, помедлил, потом заговорил громче, чтобы его все услышали: — Должно быть, это Мереваль.

— Слишком рано, — возразил Витгар.

— Значит, это Этельхельм созывает свою армию, готовясь выступать, — сказал я. — И мы опоздали.

— Что ты имеешь в виду, говоря «опоздали»? — вскинулся возмущенно отец Ода.

Колокола определенно созывали войско Этельхельма. Значит, олдермен выводит свою орду из города, чтобы напасть на уступающую числом армию Этельстана. Мы все поднялись и смотрели на север, но разглядеть ничего не могли.

— Что ты имел в виду, когда говорил, что мы опоздали? — не сдавался отец Ода.

Но прежде чем я успел сказать хоть слово, с пристаней донесся свирепый рев. Послышались еще крики, звон клинков, потом поспешные шаги. Кто-то удирал со всех ног. Вслед ему полетело копье. Нацеленное твердой рукой, оно вонзилось беглецу в спину. Тот сделал еще несколько неуверенных шагов и рухнул. С удар сердца он лежал неподвижно, пока древко копья колыхалось над ним, потом попытался ползти. Подошли два человека в красных плащах. Один ухватился за копье и вонзил его глубже, другой пнул раненого в ребра. Бедолага дернулся, потом затрясся. Перезвон колоколов стал стихать.

— Идите на стены! — рявкнул кто-то.

На пристани появились другие люди в красных плащах. Они явно обыскивали корабли, поднимая спавших на борту, и гнали их через проемы в береговой стене и далее в город. По моей догадке человек, еще корчившийся на досках, отказался повиноваться им.

— Убьем их? — уточнил Финан. Люди в красном, а их было около тридцати, еще не добрались до трех наших барж. — Они пришли, чтобы не дать никому смыться, — предположил ирландец, и я решил, что его догадка верна.

Я размышлял о том, что сказал Бритвульф: о ненависти восточных англов к западным саксам. Думал о Вздохе Змея. Думал о клятве, данной Этельстану. Думал о Бритвульфе, презирающем меня как труса, норовящего обратиться в бегство. Думал о том, что судьба — подлая и капризная сука. Думал, что нам следует перебить людей в красных плащах, украсть три добрых корабля и убраться из Лундена.