Кивнул я, голову склонил.

…Рукой вниз скользнул, к башмаку, к подметке истоптанной.

– Зря ты, Гевара, все сие слушал. Хоть и жалко трудов, что на тебя, дурака, потратили…

…Ой, плохая подметка! Давно у сапожника не был!

– Да только…

Да только не я дурак – он. Потому как сперва убивать надо, а уж после…

Вначале – умолк. На полуслове, словно обрезало. Потом удивляться начал. Моргнули глаза, рот приоткрылся…

А я не спешил – ждал. Здоровый он кабан, фра Мартин, тут и ошибиться можно. Но только не ошибся я. Дернулись его клешни – к груди, к сердцу самому, полезли глаза на лоб…

Закрылись.

Хотел его подхватить – да не стал. Уж больно тяжелый он, фра Мартин, задавит еще. Так на пол и брякнулся. Хорошо еще, пол каменный, не прошибешь. Только эхо по углам темным разбежалось.

А все почему? Потому что шило в сердце вещь даже для фра Мартина – ну совершенно непереносимая. Это раз. И не лениться надо, башмаки у таких, как я, отбирать, потому как в башмаке не только шило спрятать можно.

…Ох, испугался же я, когда Хосе-сапожник про шило сказал! Думал – сообразят, обыщут. Да вот повезло!

Ткнул я башмаком кабана этого дохлого – для верности пущей. Нет, не встанет! Дождался Мартинова дня!

На фра Луне поглядел – и этот дождался.

…Это вам не Касалья, святые отцы! Нашлась-таки игла на Левиафана!

А потом и соображать принялся. В коридоре – стража, да у ворот стража, всех бы перебил-переколол, конечно, – не жалко ничуть, так ведь не перебьешь!

Всех и не пришлось. Только одного – того, что в дверь на стук мой заглянул. В самый раз его риза оказалась, словно для меня шили. Накинул на башку капюшон…

А дорогу-то я еще в первый раз запомнил – как в город выпускали.

В воротах только пуганулся. А вдруг слово тайное потребуют? Обошлось! Ткнул я страже под нос перстень с крестом Андреевским – с пальца у фра Мартина стащил, не побрезговал.

Пропустили!