Отбыв из трактира, молодой человек проехал через весь город, а потом воспользовался потерной[80], проложенной неподалеку от участка местности, прилегавшего к крепости с тыла.

Инженеры, занимавшиеся реконструкцией города, допустили большую ошибку, обнеся его стенами и поместив губернаторский дом рядом с молом, между таможней и главной церковью, то есть собором. Самая же крепость, напротив, возвышалась с противоположной – внутренней стороны города, притом что ее орудия были нацелены на открытое поле. Таким образом, в случае нападения с моря город оказывался под защитой только пушек форта на острове Сан-Хуан-де-Луис. Однако эти пушки были плохо пристрелены, а поскольку в те времена испанцы считались артиллеристами самыми что ни на есть никудышными, они могли запросто попасть в таможню или в губернаторский дворец, построенный аккурат напротив форта.

Часовые на входе в потерну, через которую Питриан выбрался из города, пропустили его беспрепятственно – только обменялись с ним парой-тройкой скабрезных шуток, после чего молодой человек весело и беззаботно распрощался с ними. Но, едва выбравшись на открытую местность и сочтя, что отошел достаточно далеко и из города его не заметят, он свернул направо, обошел Веракрус и направился по дороге в сторону Мехико, а потом, пройдя некоторое расстояние, пустился по пересеченной местности к берегу моря и двинулся дальше по песчаному пляжу.

Молодой человек пустил лошадь свободным ходом и со свойственной юности беспечностью, которую ничто не может омрачить, ехал, как счастливый путешественник, радостно любуясь красотами природы и покуривая сигарилло за сигарилло.

Так он добрался до живописной неглубокой бухточки, окаймленной густым лесом. Раскаленное солнце уже начало припекать голову нашему путешественнику, но при виде спасительной зелени он приободрился и припустил лошадь прямиком в ту сторону. Углубившись в лес, он принялся искать удобное местечко, где можно было бы передохнуть часок-другой.

Такое место он нашел довольно быстро: оно представляло собой дивную полянку, пересеченную прозрачным ручьем и покрытую бархатистым ковром тонкой и густой травы.

Питриан спешился, разнуздал лошадь, расстелил на земле покрывало и высыпал на него две меры маиса, или кукурузы, которую позднее, бог весть почему, стали называть «турецким зерном».

Нисколько не заботясь о лошади, молодой человек занялся приготовлением завтрака для себя.

Как предусмотрительный путешественник, Питриан позаботился взять в дорогу достаточно провизии, ничего не забыл – даже флягу отменной каталонской водки прихватил. Десерт же в виде бананов, плодов черимойи, лимонов и тому подобного он нарвал прямо с деревьев. Засим он аккуратно разложил завтрак на траве, уселся на тщательно сложенное сарапе и, достав из сапога воловьей кожи нож, уже готов был налечь на радовавшую глаз снедь, благо и время завтрака подоспело: солнце стояло почти в зените.