Она отпустила его руку. Тогда он сорвал с нее рубашку и пошел, куда она вела его. Лейла была мокрой от желания. Но здесь, сейчас, наконец-то ему не нужно было спешить, и прошло время, прежде чем Григорий достиг ее предела, на расстоянии ладони от ее огромных темных глаз. Жизнь странна, подумал он, – а потом думать стало невозможно, просто еще одна невозможная вещь.
Буря вернулась, или пришла другая, прорвалась над ними, гром окутал их своим ревом; дождь так колотил по кожаной крыше, что утопил все их звуки. Лейла была рада, ибо никогда не любила сдерживать восторг во время занятий любовью, а дать ему волю в военном лагере, даже так близко от шлюх, – это могло привлечь внимание, или того хуже. Буря ревела в вышине долго, столько же, сколько они соединялись, и только когда она начала уходить, их крики утихли. Не совсем, ибо одна любовная схватка вылилась в другую, не такую безумную, больше похожую на сон. В конце Лейла оказалась на нем, едва двигаясь, не разрывая с ним взглядов. Пока он не приподнялся, крепко обнял ее, скрыл свой последний крик в ее груди, и дождь наконец умолк.
Они лежали, обнаженные, в объятиях друг друга, ожидая, когда сердца забьются ровнее. Григорий пролежал бы так день и ночь, проспал бы – ибо не высыпался неделями. Он старался растянуть момент, следил за тенями от светильника, играющими на стенках палатки, где висели обрывки пергамента с изображениями знаков Зодиака и арабскими надписями; надписи шевелились, будто разговаривали. Но он не мог растянуть его надолго. Время поджимало его, город звал. И вопросы клубились.
Ласкарь сел, посмотрел вниз.
– Как?.. – сказал он.
Лейла поднялась в ту же секунду, приложила палец к его губам.
– «Как» пропало. Оно было начертано, и оно прошло. Спроси лучше почему.
Он улыбнулся.
– Почему?
Вместо ответа женщина потянулась, накинула шелковую рубашку, залезла в угол и вернулась с двумя чашами. Григорий взял одну, отпил – язык был очарован холодным шербетом. Осушив чашу, он поставил ее на пол, вновь посмотрел на Лейлу, вновь спросил:
– Почему?
Пришло время для правды, простой и прямой.
– Мне нужно, чтобы ты забрал для меня одну вещь. Из Константинополя. Когда город падет.
–
– Когда. Это предначертано. Это увидено. Это судьба.
Он посмотрел на символы, развешанные по стенам, на странность всего этого, их воссоединения, – и внезапно разозлился.
– Я не верю ни в какую судьбу, кроме той, что могу увидеть и записать сам, – резко произнес он.
– Тогда узри ее, Григорий. – Лейла придвинулась к нему. – Верь или нет – но мудрый человек готовится к тому, что возможно. Даже ты должен задумываться, что город может пасть.