Григорий все это знал. Он сам копал, набивал, затягивал, складывал. Однако сейчас, с вражеской стороны, все это казалось хрупким, не прочнее игрушечной крепости, возведенной ребенком. Он не понимал, почему огромные вражеские силы, выстроенные здесь, сосредоточенные прямо напротив палисада, не подойдут и просто-напросто не сдунут его с места.
Дождь уже превратился в ливень, и палисад размывался перед глазами, исчезал, как только что представил себе Григорий. Он отвернулся, уже осознав слабость своей страны. Теперь пора заняться делом и оценить силы ее врагов.
Но под таким ливнем он не мог ничего разглядеть, не говоря уже о каких-то подсчетах. Со склонов, сбивая с ног, текли потоки жидкой грязи. Перед глазами сверкнула молния, расколола одно из немногих оставшихся здесь деревьев. С него брызнул огонь, пылающие ветки обрушились на силуэты, которые с криками выскакивали из-под былого убежища. И мгновение спустя, когда в глазах еще сиял отпечаток молнии, на уши обрушился удар грома. Сейчас Григорий был в самом центре бури, и ее сила заставила человека упасть на колени.
Он не мог оставаться здесь, на открытом месте. Он знал, что на вершине холма, лицом к воротам Святого Романа, в центре армии, поставил свой шатер Мехмед. Вокруг его шатра разросся целый полотняный город, разбегавшийся в разные стороны. Найдется ли где-то в его извилистых переулках человек, который даст Григорию убежище?
Пригнув голову, Ласкарь пошел вверх по скользкому склону, навстречу дождю. Добравшись наконец до вершины, он почувствовал, как дождь чуть приутих, услышал за спиной раскат грома и понял, что буря проходит мимо, к городу. Он уже видел справа стяг Мехмеда, мокрые конские хвосты свисали под покрытыми водой колокольчиками. Григорий двинулся в сторону, подальше от стражи, которая могла остановить любого, подошедшего слишком близко, и направился к узкому прямому проходу, идущему между палаток; одна из артерий лагеря, которые турки оставляли свободными для прохода вестников. Под каждым навесом сгрудились люди, перед ними каскадами падала вода, и кто-то впереди уже проталкивался в укрытие. Григорий шел дальше, ища какой-то знак, промежуток, куда можно втиснуться.
Он вышел на импровизированный перекресток, замешкался. Справа, на северо-востоке, были европейские рекруты, среди них много христиан. Возможно, они примут своего единоверца, выкажут немного милосердия? Но потом Ласкарь вспомнил, кто эти люди, на чьей стороне и против кого они сражаются, и пошел дальше.
Новый перекресток, новый выбор. Он посмотрел налево – и увидел. Перед маленькой палаткой стоял шест. Сверху был привязан свиток пергамента, сейчас насквозь мокрый, и чернила стекали с него каплями черной крови. Странное зрелище, и Григорий подошел к шесту, дотронулся пальцем, немного развернул пергамент и увидел прямо под пальцем знак Зодиака, его собственный символ Близнецов, расплывавшийся на глазах.