Порох забит в казенник. Теперь пришло время снаряда. Маленький каменный шар заложен в ствол, выпущен, катится вниз, и даже сквозь жуткий шум юноше кажется, что он слышит, как журчит, будто струйка воды, круглый камень, сбегающий по металлу.

Пришло его время. Приподнявшись над краем траншеи, напарник воткнул в землю короткую раздвоенную подставку. Молодой янычар глубоко вздохнул, потом поднял кулеврину – само по себе подвиг, ибо металлическая труба была длинной и толстой. Он делал все быстро, желая присоединиться к своему напарнику, который сейчас растянулся в грязи. Посмотрел поверх голов своих сражающихся товарищей, в неожиданно открывшийся проем. Там поднялась рука. Она держала меч. Прицелившись чуть ниже и правее, юноша выдохнул, поднес тлеющий конец фитиля к казеннику, зажмурился, опустил голову…

…и послал ядро, которое изменило историю, в тело Джованни Джустиниани Лонго.

* * *

– Они слабеют! Они подаются! Еще раз за Господа! За Константина! За Геную!

В таком гвалте слышали только те, кто стоял рядом. Но Григорий был одним из них, видел, как Джустиниани поднимает над головой меч. Это давало ему силы поднять свой. Джустиниани чувствовал то же, что и он, – атака слабеет.

– Еще раз! – крикнул Григорий, шагнул к генуэзцу, встать у правого плеча, как Энцо встал у левого, и призрак Амира в шафрановом плаще завершал троицу, оберегая спину их предводителя.

Потом все изменилось. Джустиниани выпустил меч. Яростная усмешка исчезла, свет битвы ушел. Его лицо озадаченно сморщилось, огромное тело начало оседать, колени подогнулись. Григорий и Энцо были рядом и только поэтому успели подхватить Командира и не дать ему рухнуть на землю. Огромным усилием им удалось удержать генуэзца, подставить плечи ему под руки. Внезапная тяжесть сблизила мужчин, их головы были совсем рядом, как у заговорщиков, нашептывающих какую-то измену.

Но прошептал ее Джустиниани.

– Святая Мать, – прохрипел он. – В меня попали. – Потом зашипел: – Поднимите меня. Они не должны видеть, что я падаю.

Люди уже оборачивались. Григорий и Энцо подперли Джустиниани, поставили его на ноги – и генуэзец издал ужасный стон.

– Ах, Христос! Назад! Оттащите меня назад!

Они оттащили его недалеко, к небольшому клочку чистой земли у канавы, под внутренней стеной, опустили там. Позади новая волна турок обрушилась на вал по всей его длине. Энцо бросился в толпу на поиски, Григорий встал на колени и попытался расстегнуть ремни, стягивающие переднюю и заднюю части кирасы. Но ремни были скользкими от крови, синеватой и блестящей, и ему пришлось достать кинжал. К тому времени, когда он снял доспех, под непрерывные стоны Джустиниани, вернулся Энцо, таща за собой длиннобородого грека. Тот тоже встал на колени, разрезал дублет и нижнюю рубаху, начал искать рану на ощупь, ибо все было залито кровью, собиравшейся лужицей под мышкой генуэзца.