– Ладно, ты всю осаду только об этом и твердил. – Он отошел в сторону, махнул рукой. – Бери ее.

Рашид шагнул к девочке. Но тут у него на пути встал Ахмед.

– Нет, – сказал он.

Фарук, который уже шел к алтарю, где остальные смеялись и толкали женщину друг к другу, срывая с нее одежду, остановился, оглянулся.

– Пусти его, великан. Пожалей коротышку.

– Нет, – повторил Ахмед, уперев руку в грудь Рашида. – Она – ребенок. У меня есть… была дочь тех же лет.

– Но она христианка. Гречанка. Наш враг, – еще тоньше проскулил Рашид. – Пусти меня.

Он попытался проскочить мимо.

– Нет. – Ахмед толкнул его назад, его голос стал ниже. – Она ребенок.

– Слушай, ты! – Фарук пошел к ним, единственный глаз сверкал гневом. – Я здесь приказываю, и я говорю, что ему можно. Смотри на крышу, если тебе не нравится. Или убирайся отсюда и сторожи снаружи. Просто уйди с его дороги.

Ахмед не шевельнулся. Фарук поднял палку.

– Бегом! – крикнул он, резко опуская бастинадо.

Палка не ударила. Ахмед перехватил ее, вырвал, сломал, отшвырнул прочь. Фарук выглядел так, будто его ударили, настолько он был потрясен. Потом потянулся к кинжалу на поясе.

– Решил не подчиниться, да? – взревел он.

Кинжал не успел покинуть ножны. Ахмед наклонился и толкнул офицера в грудь. Болукбаши отлетел назад, рухнул на кучу икон.

– Солдаты! – крикнул он, выбираясь из обломков. – Ко мне! Убейте этого пса-предателя.

Пятеро мужчин у алтаря замерли, посредине всхлипывала почти обнаженная женщина. Потом они начали действовать так, как их учили, – бросили ее и побежали по нефу.

Ахмед перестал думать. Просто нагнулся и подобрал отломанную половину тяжелой дубовой рамы. Дальше все стало похоже на те разы на палисаде – первый, когда он залез туда и на мгновение водрузил знамя, и второй, когда он видел, как одни турки кнутами гонят других обратно, в бой. Сейчас перед ним были люди, которые хотели его убить. Ему придется убить их первым.