– Такос, не надо! – взмолилась София.
Он был юн, он выживет; рабом, возможно, но в жизни есть надежда. Если же он станет сопротивляться, то умрет.
– Да! – ответил Такос, мальчишеский голос стал еще тоньше. – Беги, мать! Беги!
Теперь у нее не было выбора – и был шанс. Нырнув под вращающуюся веревку, София бросилась к переулку, ведущему в убежище. Она видела, как солдаты, крича, двинулись вперед, как ее сын выбрасывает вперед завязанный конец веревки, именно так, как учил его Григорий. Видела, как у одного из солдат подломились ноги, руки дернулись к лицу. Потом услышала, что ее сын побежал, и сама ринулась по переулку, с солдатами за спиной. Только Такос удерживал ее от того, чтобы вернуться за дочерью. Но Афина бывала в церкви Святой Марии не реже своей хозяйки. Если святая благословит, они все еще могут оказаться там, в безопасности.
Такос споткнулся. София схватила его за руку, дернула вверх и за собой. Крики за спиной удвоились.
* * *
– Давай, великан. Если хочешь свою долю, делай свою долю работы.
Фарук снова ткнул его своим
– Здесь, – сказал он, когда, простукивая стену, услышал глухой звук.
Его отряд взломал тайник, вытащил рисунки в рамах, ящички, инкрустированные драгоценными камнями. Сейчас полдюжины людей сидели на полу, выковыривая все, что сверкало. Со святых сдирали серебряные доспехи, с Богоматери – ожерелья.
Но Ахмед не мог долго смотреть вниз. Только вверх, на чудеса над головой. Он знал, что это место неверных, что они поклоняются ложному Богу, что святых людей и ангелов рисовать нельзя. Однако он вглядывался в нарисованные глаза на стенах, на потолке, в гнутые арки и ребристые портики, и у него перехватывало дыхание. В его деревне мечеть была самым большим зданием – и могла пять раз поместиться там, где он сейчас стоял. У нее был только один этаж, а это здание… простиралось в бесконечность. По крайней мере в темное небо, где мерцали золоченые звезды.
И хотя он знал, что Его тут быть не может, но ведь Аллах есть всюду, особенно в местах красоты. Наверное, даже здесь, в этом святом месте неверных.