Она слышала вокруг себя мелодичную венецианскую речь и не могла не думать о Джулиано Дандоло. Анна понятия не имела о том, почему он так внезапно уехал, но осознавала, что скучает по нему, хотя его отсутствие было в некотором роде облегчением. Они могли бы стать друзьями, людьми, которые разговаривают о сокровенных мечтах, радостях и горестях и смеются над одними и теми же шутками.

Но Джулиано пробудил в ней нечто такое, чего она никак не могла себе позволить.

Да, хорошо, что Джулиано Дандоло вернулся в Венецию. Как и Ирине Вататзес, Анне нужна была анестезия, чтобы ослабить боль сильной привязанности.

Глава 46

Глава 46

Как только пациент-венецианец достаточно окреп, Анна вернулась, чтобы осмотреть Ирину. Она обнаружила, что нарывы на ее теле заживают. Женщина была уже на ногах. Она была одета в простую, скромную тунику. Когда Анна была у пациентки, к Ирине приходила Елена, но ее не приняли.

– Не хочу принимать Елену Прекрасную, в то время как сама выгляжу будто горгона Медуза, – с иронией призналась Ирина, словно речь шла о чем-то забавном.

Но за этим замечанием скрывалась боль, об этом можно было догадаться по ее глазам и по тому, как напряглись плечи несчастной женщины, когда она отвернулась.

Анна заставила себя улыбнуться.

– Интересно, как выглядела Елена, ради которой мужчины готовы были сжечь город и разрушить цивилизацию? – продолжила Ирина, словно им больше не о чем было поговорить.

– Меня учили, что понятия древних греков о красоте были гораздо глубже, чем просто гармония форм и черт, – ответила Анна. – Нужен еще и интеллект, и воображение, и доброе сердце. Если ты хочешь увидеть красивое лицо, достаточно взглянуть на прекрасную статую. Можно владеть ею единолично. Ее даже кормить не нужно.

Она вдруг подумала, не стала ли нелюбовь Ирины к самой себе причиной того, что Григорий ее отверг? Возможно ли, чтобы ее уверенность в собственном уродстве заставляла и других считать ее дурнушкой? Забыли бы они об этом, если бы она им это позволила?

Анна посмотрела на нее. Ирина двигалась с осторожной неуклюжестью, как и многие женщины ее возраста. Время оставило на ее внешности отпечаток, которого наверняка не было в молодости. Неужели Ирина не позволяет себе увидеть это?

Она одновременно любила и ненавидела Григория. Взгляд, напряженные руки – все это ее выдавало. Ирина считала, что ее невозможно любить, – страстно, с нежностью и отчаянным желанием добиться от нее ответного чувства.

Позже, когда Анна стояла в гостиной и Деметриос рассчитывался с ней за ее травы, она увидела Елену – с затейливо уложенными волосами, в бледной тунике, украшенной золотом. Анна невольно сравнила мать и дочь. Дочь заметно проигрывала.