Палачи быстро взмахнули плетями и опустили их на спины женщин. Удары посыпались один за другим, спины покрылись рубцами, показалась кровь.

Женщины не вскрикнули ни разу. Они извивались. Младшая из них несколько раз глухо простонала, но сейчас же сдержала себя. Старуха не двигалась и как будто не испытывала боли.

После того как каждая получила по десяти ударов, кто-то громко произнес:

– Для девушки довольно!

Толпа подхватила этот возглас, и палач, бросив плеть, отошел. Мать Карлоса получила двадцать пять ударов.

Потом заиграла музыка, и ослов отвели в другой конец площади. Когда музыка прекратилась, снова выступили падре, опять пробормотали молитвы, и старая женщина получила еще двадцать пять ударов. Младшая еще сидела привязанная к ослу, хотя ее уже больше не истязали, снизойдя к желанию толпы.

Потом вновь заиграла музыка, и процессия двинулась к третьему концу площади, где старуха получила еще двадцать пять ударов.

Затем процессия направилась в последний, четвертый угол площади: старуху присудили к ста ударам.

Ужасная пытка кончилась. Толпа окружила жертвы, предоставленные теперь самим себе.

Зрители испытывали не сострадание, а любопытство.

Несмотря на то что бедные женщины претерпели такую муку, никто не жалел их: всегда и всюду фанатики свирепы и бездушны.

Но нашелся все же человек, который позаботился о них. Чьи-то руки развязали веревки, смочили лоб страдальцам и закутали их в плащи. Обе жертвы были в обмороке.

Неподалеку стояла повозка. Никто не видел, как она сюда попала. Сумерки сгущались, и народ, насмотревшись вдоволь, теперь спешил по домам. Смуглый возница телеги, в которой сидела молодая девушка, поднял с помощью двух-трех индейцев бедных женщин, простертых на земле, и, бережно уложив их, дернул вожжи. Девушка пошла пешком.

Телега удалилась по направлению к предместью, затем въехала в заросли кустарника и наконец прибыла в одинокое ранчо, в котором Розита уже находилась однажды. Теперь Хозефа снова привела ее к себе.

Женщин внесли в дом. Одна из них была мертва. Придя в себя, дочь увидела, что мать ее умерла.

Напрасно Розита смачивала старухе виски, грела ее руки. Она не слышала больше рыданий своей дочери.

ГЛАВА LXV

ГЛАВА LXV

Карлос наблюдал из окна своей тюрьмы за ужасной пыткой. Он смотрел молча и вздрагивал при каждом ударе плети.

Лицо его было искажено, зубы стиснуты, на лбу блестели крупные капли пота. Выражение его лица было ужасно. Глаза метали молнии. Он был бледен как мертвец. Со своего места Карлос видел только начало этого бесчеловечного издевательства, но, и не видя, он знал, что пытка продолжается.