Когда она в первый раз оставила Марка, она плакала ночью и вот плакала снова. Теперь, когда в глубине ее тела рос ребенок, она еще отчаяннее нуждалась в нем. Но извращенная, безобразная гордость не ослабляла своей бульдожьей хватки, не позволяла даже дать ему знать о ее трудном положении. «Не дразни меня, Марк Андерс», — предупредила она, а он сделал вот что! Она его ненавидела и любила за это.

Но не могла уступить.

Затем она подумала о матери. Они с Руфью Кортни всегда были близки, Буря всегда могла рассчитывать на верность матери, на ее здравомыслие и практичность. Но ее остановило то, что если рассказать матери, узнает и отец. Руфь Кортни никогда ничего не скрывала от Шона, а он от нее.

Буря задрожала при мысли о том, что сделает отец, когда узнает, что она носит ублюдка.

Огромная любовь к ней сделает его гнев и месть еще более ужасными.

Она понимала также, что погубит и Марка. Ее отец слишком силен, слишком настойчив и целеустремлен, чтобы надеяться утаить от него имя Марка.

Он вытянет из нее правду.

Она знала, что отец привязан к Марку Андерсу, это видели все, но эта привязанность не спасет ни ее, ни его.

Отношение Шона Кортни к дочери подчинялось железным законам поведения, старомодный взгляд на отцовский долг не давал ему свободы маневра. Марк Андерс нарушил эти железные законы, и Шон уничтожит его, хотя успел полюбить. А при этом он уничтожит и частицу себя. Он отвергнет и изгонит собственную дочь, хотя сам будет разбит горем.

Поэтому ради отца и ради Марка Андерса она не станет обращаться к матери.

И она обратилась к Ирене Личарс. Та с растущим злорадством выслушала неуверенные объяснения Бури.

— Но, дорогая, разве ты не предохранялась?

Буря мрачно покачала головой, не вполне понимая, что имеет в виду Ирена; она только знала, что не предохранялась.

— А кто это был, дорогая? — задала следующий вопрос Ирена, и Буря опять покачала головой, на этот раз решительно.

— Боже! — закатила глаза Ирена. — Так много кандидатов на роль папочки. Ты темная лошадка, Буря, дорогая.

— Неужели ничего нельзя сделать? — жалобно спросила Буря.

— Ты имеешь в виду аборт, дорогая? — спросила Ирена и хитро, презрительно улыбнулась, когда Буря кивнула.

* * *

Это был высокий бледный мужчина, совершенно седой, сутулый, с дрожащим голосом и такими белыми руками, что они казались прозрачными.

Буря видела сквозь кожу голубые вены и хрупкие белые кости. Она пыталась не думать об этих бледных прозрачных руках, которые прикасались к ней, щупали, проникали внутрь, но руки были холодные и причиняли боль.