— У нас хорошее жирное молоко. Садись так, чтобы я могла тебя видеть.

Пока она наливала молоко из кувшина, сестра повесила передник и, не глядя на Марка, строго сказала:

— Нам еще нужны яйца. Схожу в город.

Когда они остались одни, Марион взяла скалку и стала раскатывать тесто, превращая его в тонкий лист.

— Расскажи, чем ты занимался, — попросила она, и Марк начал, вначале нерешительно, потом со все большей уверенностью и энтузиазмом рассказывать о Воротах Чаки и о работе всей своей жизни, которую он там нашел.

— Это хорошо, — время от времени прерывала Марион его рассказ; мысленно она уже составляла списки необходимых припасов, прагматично приспосабливаясь к жизни вдали от цивилизации, где даже маленькие удобства становятся роскошью: стакан свежего молока, освещение ночью — все это нужно заранее продумать и организовать.

Показательно, что такое будущее не вызывало у нее ни смятения, ни отчаяния. Она была из породы пионеров. Куда идет мужчина, туда за ним идет и женщина.

— Место для дома — на первой складке холмов, но оттуда видна вся речная долина, а сразу над ним — Ворота Чаки. Там очень красиво, особенно по вечерам.

— Не сомневаюсь.

— Я составил такой план дома, что можно будет добавлять комнату за комнатой. Сначала их будет всего две.

— Две для начала вполне достаточно, — согласилась она, задумчиво морща лоб. — Но для детей понадобятся отдельные комнаты.

Марк замолчал и посмотрел на нее, не вполне уверенный, что расслышал правильно. Марион замерла, держа скалку в обеих руках, и улыбнулась.

— Ты ведь за этим приехал сегодня? — ласково спросила она.

Он опустил глаза и кивнул.

— Да. — Его самого это ошеломило. — Наверно, так и есть.

* * *

Она лишь на миг утратила спокойствие во время церемонии, когда увидела в церкви в первом ряду восседающего рядом с женой генерала Шона Кортни. Шон был в визитке, с бриллиантовой булавкой в галстуке, а Руфь холодна и элегантна в огромной, размером с тележное колесо, шляпе с белыми розами по краям.

— Он пришел! — восторженно прошептала Марион и не удержалась от торжествующего взгляда, брошенного на подруг и родственников, как бросают монету нищему.

В обществе она вознеслась на немыслимые высоты.

Потом генерал нежно расцеловал ее в обе щеки, прежде чем повернуться к Марку.