Хэл подбежал к ней и опустился рядом на колени. Она отчаянно взглянула на него.

— Ты не должен видеть это, — хрипло прошептала она, отвернулась, и ее снова вырвало. Он обнял ее за обнаженные плечи. Она дрожала, и кожа ее была холодной.

— Ты больна, — сказал он. — Любимая, почему ты не отвечаешь мне прямо? Что ты пытаешься от меня скрыть?

Она тыльной стороной ладони вытерла рот.

— Зачем ты пошел за мной? — сказала она. — Я не хотела, чтобы ты знал.

— Если ты больна, я должен знать. Ты должна доверять мне.

— Я не хотела быть тебе обузой. Не хотела, чтобы ты всех задерживал из-за меня.

Он прижал ее к себе.

— Ты никогда не будешь обузой. Ты дыхание моих легких и кровь в моих жилах. Скажи мне, что у тебя болит, дорогая.

Она вздохнула и вздрогнула.

— О, Хэл, прости. Я не хотела, чтобы это произошло сейчас. Я принимала все известные мне средства, чтобы предотвратить это.

— Но что именно? — Он был смущен и обескуражен. — Пожалуйста, скажи.

— Я ношу в чреве твоего ребенка.

Пораженный, он смотрел на нее, не в силах ни шевельнуться, ни заговорить.

— Почему ты молчишь? Почему так смотришь на меня? Пожалуйста, не сердись.

Он вдруг крепко прижал ее к груди.

— Не гнев остановил мою речь. Радость. Радость нашей любви, радость за сына, которого ты мне обещала.

В этот день Хэл изменил походный порядок; отныне Сакина шла рядом с ним во главе колонны. И хотя она со смехом протестовала, он отобрал у нее корзину и добавил к своему грузу. Без поклажи ей было легче идти, и она без труда держалась рядом с ним. Тем не менее в трудных местах он брал ее за руку, и она не возражала, зная, какое удовольствие доставляет ему возможность защищать и оберегать ее.

— Не говори остальным, — попросила она, — или они захотят ради меня замедлить ход.

— Ты сильна, как Аболи и Большой Дэниел, — решительно заверил Хэл, — но я им не скажу.