Мансур сделал знак поджидавшим людям, и те выступили вперед. Мансур развязал цепи Кадема, но оставил связанными его запястья и лодыжки. Матросы отнесли его к шкуре и уложили на нее. Корабельный парусный мастер приготовил иглу и нить и надел кожаный фартук, готовясь зашить Кадема в шкуру.

Почувствовав прикосновение влажной жирной шкуры, Кадем закричал, как проклятая душа, брошенная в вечный мрак:

– Меня зовут Кадем ибн-Абубакер, я старший сын паши Сулеймана Абубакера. Я пришел отомстить за смерть отца и исполнить волю моего господина калифа Заяна аль-Дина ибн аль-Малика.

– Какова воля твоего господина? – настаивал Мансур.

– Казнь принцессы Ясмини и ее любовника аль-Салила, кровосмесителей.

Мансур повернулся к Тому, присевшему рядом на корточках.

– Это все, что нам нужно знать, дядя. Можно мне убить его?

Том встал и отрицательно покачал головой.

– Его жизнь принадлежит не мне, а твоему отцу. К тому же, если мы хотим отомстить за смерть твоей матери, этот убийца может нам еще понадобиться.

С поврежденным внутренним ухом Кадем не мог сохранять равновесие и упал, когда его сняли со шкуры, разрезали путы и поставили на ноги. Том приказал привязать его к стволам, на которых притащили тушу кабана. И носильщики, как мертвую дичь, поволокли его к берегу лагуны.

– С корабля ему будет трудней сбежать. Отвезите его на «Дар», – сказал Том Батуле. – Прикуйте на нижней палубе, и пусть его днем и ночью караулят твои самые надежные люди.

Сорок дней траура по Ясмини провели в лагере на берегу лагуны. Первые десять дней Дориан находился на грани смерти, переходя от беспамятства ко сну, иногда приходя в себя. Том, Сара и Мансур по очереди дежурили у его постели.

На десятое утро Дориан открыл глаза и посмотрел на Мансура. Он проговорил слабо, но отчетливо:

– Твою мать похоронили? Прочли все молитвы?

– Ее похоронили, и я молился на ее могиле за себя и за тебя.

– Это хорошо, сын мой.

Дориан забылся, но спустя час снова пришел в себя и попросил еды и питья.

– Ты выживешь, – сказала Сара, которая принесла чашку с бульоном. – Ты едва не умер, Дориан Кортни, но теперь ты будешь жить.

Успокоенный насчет судьбы Дориана, Том разрешил Саре и остальным женщинам заботиться о нем, и они с Мансуром занялись делами.