– Отлично! – Котс поднял голову и посмотрел на Кадема. – Ты один из людей Тома и Дориана Кортни?

И увидел в глубине темных глаз Кадема какую-то вспышку, но она была так быстро погашена, что он не мог сказать, какое чувство она выражает; однако капитан был уверен, что это сильное чувство. Возможно, верность, преданность, а может, что-то другое. Котс сидел и смотрел на пленника.

– Ты знаешь мою жену, – напомнил он, – и я мог бы оскопить тебя за то, как ты о ней говорил. Знаешь ли ты братьев Кортни, Тома и Дориана? Если знаешь, это может спасти твои яйца.

Кадем молча смотрел, и Котс приказал Удеману:

– Задери его одежду, чтобы я мог судить, какого размера нож нам понадобится.

Удеман улыбнулся и нагнулся к Кадему, но не успел до него дотронуться, как Кадем заговорил:

– Я знаю Дориана Кортни, но его арабское имя аль-Салил.

– Это рыжеголовый, – согласился Котс. – Да, я слышал, его так называют. А его брат Том? Тот, кого люди называют Клиб, ястреб.

– Я знаю их обоих, – подтвердил Кадем.

– Ты их приспешник, их холуй, их тварь, их лизоблюд?

Котс сознательно подбирал слова, чтобы вывести араба из себя.

– Я их непримиримый враг, – бросился в ловушку Кадем, ощетинившись от гордости. – И если Аллах добр, однажды я стану их палачом.

Он сказал это с такой яростью и искренностью, что Котс ему поверил. Но ничего не сказал, потому что часто молчание – лучший способ допроса.

А Кадем был так взбудоражен, что продолжал:

– Я носитель священной фатвы, возложенной на меня моим господином правителем Омана калифом Заяном аль-Дином ибн аль-Маликом.

– Как может такой благородный и могучий монарх доверить такую миссию куску протухшей свинины вроде тебя? – насмешливо спросил Котс. И хотя Удеман ни слова не понимал по-арабски, он подхватил издевательский смех капитана.

– Я принц королевской крови, – гневно ответил Кадем. – Мой отец был родным братом калифа. Я его племянник. Калиф доверил мне командование своими армиями, и я сотни раз доказал ему свою верность на войне и в мирное время.

– Однако ты не смог исполнить эту свою священную фатву, – насмехался Котс. – Твои враги по-прежнему преуспевают, а ты в отрепье, привязан к дереву и весь в грязи. Таков оманский идеал могучего воина?

– Я убил повинную в кровосмешении сестру калифа, что было частью моего задания, и так серьезно ранил аль-Салила, что он может умереть от раны. Но если он не умрет, я не буду знать отдыха до того дня, когда закончу свое дело.

– Все это безумный бред, – насмешливо сказал Котс. – Если тобой движет священный долг, почему ты бродишь, как нищий, в глуши, одетый в грязные тряпки, стреляешь из мушкета с эмблемой аль-Салила и пытаешься украсть наших лошадей?